– Лучше, – вздохнула женщина.

– Тебя накормили?

– Да.

Заметив меня, Долорес задрожала всем телом.

– Успокойся, глупая! – ласково произнес Манаури. – Это наш друг. Он спасет Матео.

– Матео убит, – прошептала негритянка.

– Что ты говоришь? Ты уверена?

– Да. Я видела, как его убили.

– Где это произошло?

– Там…

Она замолчала, не в силах продолжать. Манаури осторожно потряс ее за плечи, заклиная взять себя в руки и не задерживать нас.

Индеец уверял меня, что Долорес было лет тридцать, но выглядела она на все пятьдесят: так изнурило ее долголетнее рабство. Увезенная из Африки еще ребенком, она знала только испанский язык. Испанцы дали ей имя, они же, взваливая на нее непомерную работу, лишили ее молодости.

Кое‑как женщина наконец вновь пришла в себя и стала отвечать яснее. События, насколько мы могли понять из ее сбивчивых слов, развивались примерно так: Матео со своей группой по нашему совету расположился лагерем неподалеку от Черепашьего мыса. В этот вечер их костер, как всегда, горел на берегу, а примерно через час после захода солнца все отправились спать. Никто не заметил корабля, появившегося в сумерках на горизонте, зато испанцы сразу обнаружили горевший костер. Они высадились где‑то недалеко от мыса и стали подкрадываться к спящим. Но одна из находившихся с ними собак преждевременно залаяла и всполошила лагерь. Прежде чем палачи приблизились, люди Матео убежали в заросли. Тяжелее всего пришлось женщинам с маленькими детьми. Пытаясь отвести от них погоню, Матео с тремя или четырьмя товарищами выступил против преследователей и весь удар принял на себя. У них были только палки и копья; против них – разъяренные собаки и превосходящие силы испанцев со шпагами, копьями, ружьями. Матео и товарищи защищались отчаянно и долго – очевидно, враг хотел захватить их живыми, – и, прежде чем они пали под ударами превосходящих сил, беглецы смогли рассеяться по всему лесу. Долорес сразу же потеряла своих и бежала одна куда глаза глядят. В нее два раза стреляли, но не попали.

Наконец она добежала до поляны, где ее настигла собака и где мы пришли ей на помощь.

– А почему ты думаешь, что Матео погиб? – спросил я.

– Потому что все испанцы бросились на него! Я видела, когда обернулась. Его окружили со всех сторон.

– Они могли его ранить, могли взять живым.

Но Долорес была твердо уверена в гибели Матео, как и тех трех или четырех мужчин, которые сражались вместе с ним, хотя и не могла это убедительно доказать.

– Испанцам нужны живые рабы, а не мертвые, – заметил Манаури.

– Жив Матео или мертв, – заметил я, – его последний бой и самоотверженность говорят, что он настоящий герой.

– У Матео всегда было мужественное сердце, – подтвердил Манаури.

Чуть слышный треск сломанного сучка со стороны поляны прервал наш разговор. Появилась расплывчатая фигура быстро бегущего человека.

– Наш, – шепнул Арнак.

Это был один из индейцев, находившихся в карауле. Он принес какую‑то важную новость и торопливо излагал ее, обращаясь к Манаури. Арнак перевел:

– Какие‑то люди пересекли поляну… и перешли на эту сторону.

– В каком месте?

– Справа от нас, ближе к середине острова, шагах в трехстах…

– С собаками?

– Нет, собак не было.

– Сколько их?

– Четверо или пятеро.

Это была тревожная весть. Мы оказывались в клещах. Враг был перед нами, и какие‑то люди, вероятнее всего, тоже враги, зашли нам в тыл. Эти четверо или пятеро в тылу могли доставить нам немало хлопот.