– Хорошая работа! – порадовался я.

Описать изумление и радость негров, когда вместо испанцев перед ними появились избавители, невозможно. Спасенных было пятеро: три негра и одна молодая индианка, жена Матео, с ребенком. Сын на ее руках надрывно кричал.

На небо снова выплыла луна, стало светлее. Я подошел к индианке. Меня опять поразила ее необыкновенная красота, черты лица, полные нежной прелести, несмотря на все выпавшие на ее долю переживания и усталость. Внимательнее присмотревшись к ребенку, я едва не вскрикнул от тревоги: личико его залито было кровью. Понятно, отчего он так кричал.

– Что с ним? Он ранен? – спросил я.

– Да, господин, – прошептала мать.

На лбу у ребенка виднелась глубокая длинная ссадина, из которой все еще сочилась кровь.

– Отчего это?

– Колючки на кустах…

К счастью, на мне была выстиранная за день до того рубашка, добытая со сгоревшей испанской бригантины. Недолго думая, я оторвал от нее рукав, разорвал его на лоскуты и ловко перевязал головку ребенка. Я говорю с некоторым бахвальством «ловко», ибо это полезное искусство постиг еще в лесах Вирджинии.

После перевязки малыш тут же перестал плакать, а получив сладкое яблоко, и вовсе успокоился. Я потрепал его по щечке – ребенок улыбнулся.

– Видишь? – весело подмигнул я матери. – Он меня не боится.

– Я тоже! – ответила она тихо и спокойно.

В ее больших глазах светилась благодарность, но вдруг они как‑то померкли и подернулись печалью, на лбу пролегла морщинка.

– Что с Матео? – спросила она.

Я растерялся, не зная, что ей ответить. Она взглянула на меня проницательно. Спросила:

– Он убит?

– Не знаю! – ответил я. – Надеюсь, нет.

– Где же он?

– Мы точно не знаем. Но будь уверена, Матео настоящий герой, и ты можешь им гордиться!

Индианка всхлипнула, судорожно прижала к себе ребенка.

– Как ее зовут? – спросил я у Вагуры, переводившего наш разговор.

– Ласана, – ответил юноша.

– Ласана, – произнес я твердо, – ты должна нам верить. Мы не успокоимся, пока не уничтожим бандитов или не погибнем сами. Если Матео жив, он будет свободен.

Обеих освобожденных женщин – Ласану и Долорес – я хотел отправить в лагерь к нашей пещере под охраной двух негров. Но они воспротивились: все негры требовали оружия и хотели сражаться вместе с нами. Ласана тоже не захотела уходить. Она просила дать ей лук и нож и оставить с нами: ее место там, где решается их судьба.

От фигуры ее веяло решимостью и отвагой. В конце концов я разрешил женщинам остаться в укрытии у моря в полумиле от поляны, а трое негров присоединились к нам.

Короткий совет с участием новых союзников, который мы устроили, вернувшись к Манаури, ничего существенного не дал. Считая, что единственное спасение от испанцев в бегстве, трое негров вместе с женщинами и другими бросились бежать из лагеря сразу же после сигнала тревоги, и хотя слышали голос Матео, но не догадались, что это призыв к бою. В зарослях они отстали от своих и теперь не знали, где те находятся.

– Сколько у испанцев собак? – спросил я.

Этого они тоже точно не знали, но предполагали, что, во всяком случае, больше трех.

– Вы сможете провести наш отряд к лагерю, где на вас напали испанцы?

– Сможем.