Но говорить пока не о чем, надо понаблюдать. Было тревожно, но лично мне это ощущение даже нравилось. Пять лет мы жили без приключений. А это, знаете ли, довольно скучно.
Я лежал и вспоминал о том, что изменилось в нашей жизни за эти годы, словно прощаясь с этим спокойным, но сереньким временем. Мама ушла из музея и организовала косметический салон «Нефертити». Слоган ему Стас придумал: «Не ищите целлюлит у мумий». А все потому, что в музее ей стало нечего делать: все мумии продали в частную коллекцию какой-то странной египетской личности. Почему странной? А вот вам нужна мумия, чтобы стояла в углу спальни и радовала взгляд вам и вашей девушке?..
Папа перестал искать следы инопланетян и древних цивилизаций, потому что один раз уже нашел, потому что упорный. Зато теперь он увлекается аномальными явлениями, лозоходством, целительством и еще черт знает чем. Периодически обнаруживает в себе всякие паранормальные способности, а по всем углам квартиры валяются разные энергетические рамки и номера газеты «Голос Вселенной». Я, бывает, ее тоже почитываю, а вот Стас терпеть не может, он ведь у нас теперь великий христианин и даже собирается после школы в семинарию.
А я пока не придумал, куда собираюсь. Не определился. Вот, пожалуй, и все наши новости. Не густо, согласен.
Проснувшись, я сразу подумал: что-то не так. А потом понял что. Я проснулся сам, хотя сегодня — будний день. Времени уже до фига, а папа с мамон перед уходом на работу нас почему-то не разбудили. Пожалели? Неужели тоже добренькими стали? Я растолкал Стаса и поделился с ним своими подозрениями.
— Боюсь, ты прав, — сказал он. — Давай-ка посмотрим, что в мире творится.
Он сел на кровати и щелкнул пультом телевизора. По Первому каналу шел клип Леокадии, и Стас немножко полюбовался на то, как она двигается. Да, классная. И голос приятный. Песни вот только идиотские.
— Давай, давай дальше, — поторопил я.
На Втором шли новости. Очень интересные новости. Диктор рассказывал, что отныне израильтяне и палестинцы — друзья навек, и показывали сцены их братания… Мы дождались следующего сюжета. Он был о том, что Гарлем в Нью-Йорке признан районом образцового поведения…
— Ужас, — сказал Стас и вырубил телик. — Да, у них-то это еще раньше началось: вон какого «Терминатора» сделали. А еще раньше — негра в президенты выбрали.
— Нет, но это же хорошо, — возразил я неуверенно, — ни войн, ни преступности теперь не будет…
— Дурак ты, — отозвался Стас. — К добру люди должны приходить сами, по собственной воле. А это не доброта, а болезнь какая-то заразная получается.
— Думаешь?
— Да факт! Они заболели, а мы — пока нет.
— А вот это, между прочим, не факт, — заметил я. — С чего ты решил? Вдруг ты уже тоже стал добреньким?
— Почему я?! А ты?
— Я — нормальный.
— А чем докажешь?
— Ну, могу, например, дать тебе в лоб прямо сейчас. А ты смог бы?
Не успел я это произнести, как получил такую затрещину, что искры из глаз посыпались.
— Ах ты гад! — замахнулся я, но Стас отпрыгнул, встал в стойку киба-дачи и быстро сказал:
— Это был научный эксперимент. И хватит об этом. Мы уже прекрасно убедились в том, что мы не изменились. Ты агрессивен, это очевидно. Этого вполне достаточно!
Но я уже и без него остыл.
— Ладно! — махнул я рукой. — Мы оба нормальные, это факт. Пойдем-ка на улицу, на людей посмотрим…
Мы быстро оделись и вышли. Народ по тротуару двигался как-то сонно и вяло. |