Серебристый свет пробивался сквозь ставни-жалюзи и падал на ее кровать. Он не давал ей уснуть. Ева свесила ноги с кровати и нырнула в тапочки. Потом раздвинула занавески, скрывавшие дверь в маленький укромный садик. «Может быть, мне просто нужно немного свежего воздуха».
Ее беспокоила не только луна.
За этой дверью что-то цвело. Что-то дикое, запретное и неописуемое сладкое. Аромат окружал Еву, повелевая выйти наружу, сдаться, раствориться в экзотическом благоухании.
«Меня манит не только соблазнительный запах какого-то цветка с непроизносимым названием», — со вздохом поняла Ева. Ее зовет что-то, чего нельзя уловить обонянием.
Мужчина. Мужчина, чья спальня находится всего в нескольких шагах от нее.
Николас Скотт не дает ей уснуть.
Ева целый день пыталась себя урезонить, убедить в том, что боится платить по счетам в сделке с черноглазым демоном. Говорила себе, что если сдержит слово — а леди не пристало разбрасываться пустыми обещаниями, — то сделает это исключительно по велению долга. Она стиснет зубы и будет покорно переносить прикосновения капитана, пока в часах не упадет последняя песчинка.
А потом рассмеется ему в лицо и вернется в свою комнату. Ее честь останется непопранной, а правота будет доказана.
Капитану придется доставить ее в Чарльстон, когда он увидит, что охотиться за ее девственностью бесполезно.
Ах, если бы только добраться до Ричмонда, где живет мамин брат! Выйдет ли она, в конце концов, замуж или будет доживать свои дни старой девой у дядиного очага, она сделает все необходимое, чтобы прожить безупречную жизнь. Она никогда не окажется во власти чужих людей. Ее семья позаботится об этом.
Никто никогда больше не будет ее пороть.
И если для этого нужно позволить Николасу Скотту наслаждаться, да будет так. Она выдержит все и уйдет невредимой.
В Ньюгейтской тюрьме у Евы прорезался настоящий талант лгуньи. Но теперь даже она сама не могла проглотить собственную наглую ложь.
Да, Еве было любопытно, что с ней сделает Николас, и она хотела, чтобы к ней прикасались с нежностью, а не со злобой.
И, черт возьми, ей хотелось, чтобы к ней прикасался именно Николас Скотт! Только прикасался. Он обещал.
Но почему же он не хочет этого теперь?
Ева не знала. Она накинула поверх хлопковой сорочки халат и вышла за дверь, пока не успела себя отговорить.
Ей показалось, что щеколда звякнула неестественно громко. Но когда она замерла в коридоре, выискивая в ночной тишине признаки чьего-либо присутствия, то не услышала ничего. Пока отвага не успела ее покинуть, Ева осторожно зашагала по коридору к спальне Николаса.
Она занесла руку, чтобы постучать, но одернула себя. А если ее услышит кто-нибудь еще, кроме капитана?
Ева попробовала повернуть ручку. Та поддалась под ее ладонью. Ева толкнула дверь и проскользнула внутрь.
На большой кровати, возвышавшейся в центре этой мужской территории, не было никого. Но простыни были смяты и разбросаны не меньше, чем на ее постели.
— Если вы пришли за серебром, то ошиблись комнатой.
Голос капитана заставил Еву подскочить на месте. И тут она увидела его. Широкие плечи Николаса вырисовывались в раме высокого окна. Лунный свет заливал его спереди, но Ева различила, что на нем нет одежды. Этого следовало ожидать.
Как же еще может спать владыка острова Дьявола?
Каждая мышца была очерчена в резком контрасте тьмы и света; его тело покрывала серебряными поцелуями луна. Он упирался обеими руками в подоконник, по-прежнему глядя на море. У Евы пересохло во рту.
— Но ведь вы пришли не за серебром, не так ли, Ева?
— Как… — ее голос сорвался, и она шумно сглотнула. Капитан даже не повернул головы. — Как вы поняли, что это я?
— Я знаю звук ваших шагов, — проговорил Николас, медленно поворачиваясь к ней лицом. |