Изменить размер шрифта - +

     И действительно, хотя одежда у него была плоховата, а речь отличалась
грубостью, он не был похож на простого  матроса.  Скорее  его  можно  было
принять за штурмана или шкипера, который привык,  чтобы  ему  подчинялись.
Чувствовалось, что он любит давать волю своему кулаку.  Человек  с  тачкой
рассказал нам, что незнакомец прибыл вчера утром на почтовых в  "Гостиницу
короля Георга" и расспрашивал там обо всех постоялых дворах, расположенных
поблизости моря. Услышав о нашем трактире, должно быть, хорошие  отзывы  и
узнав, что он стоит на отлете, капитан решил поселиться у нас. Вот и  все,
что удалось нам узнать о своем постояльце.
     Человек он был молчаливый. Целыми днями бродил по  берегу  бухты  или
взбирался на скалы с медной подзорной трубой. По вечерам он сидел в  общей
комнате в самом углу, у огня, и пил ром, слегка разбавляя его водой. Он не
отвечал, если с  ним  заговаривали.  Только  окинет  свирепым  взглядом  и
засвистит носом, как  корабельная  сирена  в  тумане.  Вскоре  мы  и  наши
посетители научились оставлять его в  покое.  Каждый  день,  вернувшись  с
прогулки, он справлялся, не проходили  ли  по  нашей  дороге  какие-нибудь
моряки. Сначала мы думали, что ему не хватало компании таких же  забулдыг,
как он сам. Но под конец мы стали понимать, что он желает быть подальше от
них. Если какой-нибудь моряк, пробираясь по прибрежной дороге в  Бристоль,
останавливался в "Адмирале Бенбоу", капитан сначала разглядывал его  из-за
дверной занавески и только после этого выходил в гостиную.  В  присутствии
подобных людей он всегда сидел тихо, как мышь.
     Я-то знал, в чем тут дело, потому что капитан поделился со мной своей
тревогой. Однажды он отвел меня в сторону и пообещал платить  мне  первого
числа каждого месяца по четыре пенса серебром, если я буду  "в  оба  глаза
смотреть, не появится ли где моряк на одной ноге", и сообщу ему сразу  же,
как только увижу такого. Когда наступало первое число и я обращался к нему
за обещанным жалованьем, он только трубил носом и свирепо глядел на  меня.
Но не проходило и недели, как, подумав, он приносил мне монетку и повторял
приказание не пропустить "моряка на одной ноге".
     Этот одноногий моряк преследовал меня даже во сне.
     Бурными ночами, когда ветер сотрясал все четыре угла нашего  дома,  а
прибой ревел в бухте и в утесах, он снился мне на  тысячу  ладов,  в  виде
тысячи разных дьяволов. Нога была отрезана у него  то  по  колено,  то  по
самое бедро. Порою он казался мне каким-то страшным чудовищем, у  которого
одна-единственная нога растет из самой середины тела. Он гонялся  за  мной
на  этой  одной  ноге,  перепрыгивая  через  плетни  и  канавы.   Недешево
доставались мне мои четыре пенса каждый  месяц:  я  расплачивался  за  них
этими отвратительными снами.
     Но как ни страшен был для меня одноногий  моряк,  самого  капитана  я
боялся гораздо меньше, чем все остальные. В иные вечера он выпивал столько
рому с водой, что голова у него шла ходуном, и тогда он долго оставался  в
трактире и распевал свои старинные,  дикие,  жестокие  морские  песни,  не
обращая внимания ни на кого из присутствующих.
Быстрый переход