В первый раз, когда они явились вместе с коллегой — капитаном-лейтенантом, все местные завсегдатаи при виде негра в форме морского офицера встали и ушли. Так же поступали они в следующие дни при появлении наших моряков с черным. Наконец владелец, отозвав в сторонку одного из белокожих, чтобы поговорить с глазу на глаз, сказал: «Господин, я француз, и мне этот предрассудок, из-за чего жители Гаваны не хотят общаться с цветными, кажется чудовищным. Но ведь я коммерсант и должен вам признаться: приводя с собой цветного, вы отпугиваете мою клиентуру. Поэтому умоляю вас: будьте любезны, попросите вашего уважаемого сослуживца больше не показываться здесь, а то я разорюсь».

Офицеры отнеслись к просьбе однозначно: из солидарности они ушли все, решив лучше никогда не посещать это общественное место, чем выполнять требования, недостойные и оскорбительные для культурного человека.

Подобные факты, недоступные пониманию воспитанных на идее равенства французов, нередко порождали непримиримую вражду и — как станет видно дальше — становились причиной кровавых драм.

Иного и ожидать было нельзя. Кубинцы, чья кровь волею судеб смешалась с кровью чернокожих, — народ мягкий, чувствительный, гуманный, честный, добрый и склонный к благородству. Но в кубинце слились воедино достоинства и недостатки обеих рас. Он способен и глубоко ненавидеть, и беспредельно любить. Привязанность его столь же сильна, сколь безудержно злобное неприятие.

И не стоит заблуждаться. Куба живет так, как жили когда-то наши колонии. Людей со смешанной кровью тут, вне сомнения, больше, чем белых, хотя официальные документы и говорят об обратном. Расизм процветает во всех здешних поселениях, но особенно он дает о себе знать в Гаване. У белых прямо-таки нюх на тех, у кого «голубая кровь» хоть слегка подпорчена черной.

Фрикет, конечно, никак не могла понять, почему даже вполне порядочные люди столь ограниченны, и смело выступала за полное равенство.

За неделю до получения таинственной записки, где речь шла о полковнике Карлосе и его сестре, Долорес в нескольких словах и довольно невразумительно поведала Фрикет о причине жгучей ненависти сеньора Агилара-и-Вега:

— У меня и Карлоса один отец, но разные матери. Моя мама белой расы, а мать Карлоса, хотя и такая же белая, как и мы с вами, — квартеронка.

— Ну и что? — прервала ее Фрикет.

— На мой взгляд, решительно ничего… Да и по мнению Карлоса тоже. Я люблю его как брата от всей души. Но испанцы, недалеко ушедшие в этом плане от своих первобытных предков, думают иначе.

— Идиоты! — серьезно сказала Фрикет.

— Так вот, — продолжала Долорес, — мой брат какое-то время поддерживал с семьей дона Маноэля Агилара тесные отношения. Какие именно — этого я вам пока сказать, к сожалению, не могу.

— Я не собираюсь, дружок, влезать в ваши тайны.

— О! Потом-то вы все узнаете. А сейчас пока помните: счастье брата, его жизнь зависят от этой тайны…

На этом разговор и закончился. Фрикет поняла, что здесь скрывается одна из тех ужасных трагедий, которые возникают из-за безумных страстей, достигающих особого накала под тропическим солнцем.

И вот свобода друзей, с которыми молодую француженку связывали общие дела, оказалась под угрозой. Карлосу был уготован Сейтский лагерь, страшная каторга, ад, где под палящими лучами мучаются кубинские патриоты, поселенные вместе с уголовным отребьем; его сестре — вечное заточение в одном из каменных мешков, вырубленных по приказанию палачей инквизиции. Что тут делать? Конечно, бежать из Гаваны, бежать как можно скорее. Легко сказать, но как это сделать?

Столица Кубы — большой красивый город, где живет более двухсот тридцати тысяч человек.