Конану, очевидно, был известен этот специфический взгляд хозяина на людей и дома. Киммериец слушал его описание совершенно невозмутимо. А как еще можно смотреть на вещи, если сидишь на пороге преисподней?

Колечко осталось у хозяина, а трое спутников выбрались из кабака и остановились, прислонившись к стене и моргая, не в силах сразу приноровиться к яркому солнечному свету. Попутно выяснилось, что, пока оба белых посетителя вели беседы с хозяином, их черный собрат, сидевший на полу, ухитрился выпить все пиво, до какого только дотянулся. Теперь по лоснящейся физиономии Фланда гуляла счастливая улыбка, в то время как Гжегош выглядел несчастным, а Конан – озабоченным.

– Попробуем отыскать этот проклятый дом до заката, – предложил запорожец. – В темноте, боюсь, нам нипочем не разглядеть всех этих кривых и горбатых.

– Ты прав, – неожиданно для парня согласился с ним Конан. – Найдем его поскорее и засядем где-нибудь поблизости. Может быть, нам повезет, и мы увидим, как девушку оттуда выводят. Тогда останется только перебить всех и забрать ее… Пустяковое дело.

Гжегош покосился на киммерийца, но промолчал. Конан знал, что происходит у него в душе, и дружески добавил:

– Ты ведь не думаешь, что за купленной рабыней Синрик отправит целую армию? Он сочтет, что довольно будет пары слуг да телохранителя, а с такой охраной мы разделаемся в два счета.

Гжегош просветлел лицом и улыбнулся. Впервые за все это горькое время он начал по-настоящему верить в успех.

Небольшой дом Эдреда показался Конану до странности непохожим на владельца. Обычно дома приобретают некоторое сходство с теми, кто в них живет. У хвастуна и фасад жилища раскрашен в яркие цвета, у неряхи дом заляпан пятнами грязи, у скупердяя все выкрашено темной краской и нет никаких украшений…

Дом Эдреда ничем не напоминал самого Эдреда. Это было скромное на вид, уютное, хорошо обустроенное жилище. И еще этот дом так и призывал остаться в своих стенах навсегда, расположиться со всем своим скарбом и в тишине и спокойствии ожидать прихода старости.

Когда Конан поделился этими соображениями с Гжегошем, молодой человек только пожал плечами.

– Но ведь Эдред почти не живет здесь, – заметил он. – Домом занимается его управляющий… домоправитель… Как там этого прохвоста называют! А он – старик и любит комфорт.

– Кажется, ты не так глуп, как я боялся, – ответил Конан. – Что ж, это приятное открытие.

Они втроем сидел и у стены соседнего строения, полуобвалившейся хижины, и изображали двух чужаков, у которых нет ни гроша, чтобы переночевать в гостинице. Так, отдыхали и глазели по сторонам. На них обратят внимание только через три-четыре колокола, не раньше. А то и вовсе пройдут мимо.

Потому как подавать таким милостыню в подобных кварталах не любят – жители считают себя недостаточно богатыми для благотворительности. А гнать с насиженного места такого здоровенного детину, каким был киммериец, – себе дороже. Детина-то может и рассвирепеть.

Нет уж, пусть себе сидит, коль никого не трогает и драк не затевает.

Конан неустанно наблюдал за домом, а Гжегош места себе не находил от беспокойства. Что касается Фланда, то чернокожий кушит преспокойно заснул, свесив голову на грудь.

– Пока никакого движения в доме, – сказал Гжегош после долгого молчания.

– Я заметил, – коротко откликнулся Конан.

– Может быть, ее там уже нет?

– Подождем до темноты.

– А дальше?

– Как только солнце сядет, заберемся внутрь.

– Как? – удивился Гжегош. – Ворота закрыты, дверь прочная. Не будем же мы ломать дверь!

– Зачем ее ломать, когда можно просто открыть? – Конан пожал плечами.