Вот я и остался. А вы то почему ввязались в это дело?
– Потому что мне везет, – ответил Римо.
– Не понимаю.
– Это хорошее дело. Сегодня ночью я сделал хорошее дело. Давно такого со мной не было. От этого на душе хорошо. Мне повезло.
– Но это «хорошее дело» было довольно опасным, – сказал мужчина. – Сначала я чуть не пристрелил вас, а потом мог запросто снести прикладом башку. А если не я, то эти подонки могли вас прикончить. Это опасные люди.
– Да совсем они не опасны, – возразил Римо. – Обыкновенный сброд. – И он небрежно махнул рукой в сторону снующих людей – те, визжа и смеясь, тащили все, что плохо лежит, теряя на ходу украденные шмотки.
– И подонок может убить... А вы двигаетесь очень плавно. Никогда не видел, чтобы люди так дрались.
– А почему ты должен был это видеть? – сказал Римо.
– Как называется эта борьба?
– Это трудно сказать, – уклончиво отозвался Римо.
– На каратэ не похоже. И на таэ квон до тоже. Сыновья показали мне кое какие приемы, чтобы я мог в случае чего постоять за себя, если останусь один на заводе. Немного похоже, но все таки не совсем то.
– Понимаю, – сказал Римо. – То, что я делаю, кажется медленным, но на самом деле все происходит очень быстро.
– Похоже на танец в замедленной съемке.
– Хорошее описание. В своем роде это действительно танец. Твой партнер – твоя мишень. Все задумано так: делай все, что тебе нужно, считая, что твой партнер мертв с самого начала. Он как бы просит убить его и помогает тебе в этом. Такая вот связь вещей.
Римо понравилось его объяснение, но мужчина казался озадаченным, и Римо догадался: никогда тому не понять, что такое Синанджу.
Как объяснить людям, что с самого рождения они неправильно дышат и неправильно живут? Как объяснить, что есть другая жизнь? Как объяснить, что ты жил этой другой жизнью более десяти лет и вот теперь вдруг понял, что этого недостаточно? Правильно дышать и двигаться – это еще не все в жизни.
Когда взошло солнце, окрасив розовым светом усыпанные битым стеклом улицы, и полиция, решив, что опасность погромов миновала, вернулась к своим обычным обязанностям, Римо расстался с негром, так и не назвав своего имени.
Лишенный электричества, Нью Йорк превратился в мертвый город. Не работали кинотеатры, а подземка – главная артерия города – с ее замершими поездами в ожидании возвращения жизни являла собой горестное зрелище окоченевшего трупа.
Солнце немилосердно палило, а на улицах по прежнему было мало народу – казалось, все жители его покинули. Даже в Центральном парке – ни души. Римо бесцельно побродил у пруда, а когда вернулся к гостинице «Плаза», был уже полдень. Но в гостиницу он не вошел – его остановил знакомый голос.
– Где ты был? – проговорил этот высокий писклявый голос.
– Да в общем нигде, – ответил Римо.
– Ты опоздал.
– Как я мог опоздать? Я ведь не говорил, когда вернусь.
– Горе тому глупцу, что полагается на тебя, – торжественно произнес Чиун, Мастер Синанджу, презрительно пряча свои длинные ногти в складках золотистого утреннего кимоно. – Горе тому глупцу, что делится с тобой мудростью Синанджу, а в награду за этот бесценный дар получает насмешки. Спасибо. Да уж, спасибо за все!
– Я должен был побыть наедине с собой и подумать, папочка, – сказал Римо.
– Зачем затрачивать усилия и объяснять что либо глупцу? – обиженно сказал Чиун.
У него была сухая, как пергамент, кожа желтого цвета; клочки седой бороды и белый пух на голове дрожали от негодования. Лицо было изрезано глубокими морщинами. Он поджал губы и старался не смотреть в сторону Римо. |