Изменить размер шрифта - +

– Увидят, – кивнул на кинжал Зербинас.

– Не увидят, – ответил пиртянин. – Конечно, мы пойдем туда под прикрытием иллюзии. Если ты еще сойдешь за местного, мы с Чанком вызовем там панику побольше вчерашней. Кстати, не забудь свой кинжал – все‑таки мы идем туда, где нам не обрадуются.

Зербинас последовал его совету и тоже нацепил на пояс ножны с кинжалом. Затем оба мага вышли из леса и, скрываясь за кустами, подобрались к городской окраине, чтобы посмотреть, как здесь выглядят и одеваются. Понаблюдав за местными жителями, они смастерили друг на друга иллюзию небогатых горожан заурядной внешности. Не удовлетворившись этим, Хирро добавил еще и заклинание отвода глаз, чтобы они оба выглядели примелькавшимися для чужого взгляда. На Чанка он накинул облик местной вороны.

В таком виде они вошли в город и направились к черному зданию на центральной площади. Птерон летел за ними по крышам, издали ничем не отличаясь от остальных городских ворон. Улицы были многолюдными, поэтому обоим магам приходилось проявлять немалую изворотливость, чтобы не столкнуться со снующими во все стороны прохожими. Тем не менее, Зербинас и Хирро благополучно добрались до стенных ворот и вошли во внутренний город.

Перед черным сооружением на площади царило настоящее столпотворение. Здесь собралось не меньше трех сотен горожан различных сословий, слушавших человека в кроваво‑красном балахоне, стоящего на ступенях перед входом. Громкий голос человека разносился над толпой, его руки горячо жестикулировали, помогая речи. Они то прижимали ладони к сердцу, то взлетали в требовательном жесте, то широко раскидывались и приподнимались ладонями вверх, словно призывая всех одновременно встать, хотя те и так не сидели. Одна из этих безостановочных рук то и дело выставляла указательный перст, гуляющий вверх, вниз и по собравшейся толпе.

Зербинас и Хирро пробрались мимо толпы к зданию, прижимаясь к краю площади, где еще оставалось свободное пространство. Оказавшись неподалеку от оратора, они остановились – не послушать, потому что не понимали его слов, а понаблюдать за ним и за его слушателями. Человек был упоен собственной речью, его лицо раскраснелось, глаза разгорелись, мимика становилась все яростнее и убедительнее.

– Он наверняка убил говорунчика, – шепнул пиртянин Зербинасу. – Сколько мы уже пробираемся по площади, а он и не думает заткнуться.

– Ты посмотри, как они его слушают, – кивнул на толпу тот. – Им все это нравится.

Толпа ловила каждое слово человека, подавалась за каждым его движением, прослеживала каждый его жест исступленно горящими глазами. Со стороны это больше всего напоминало общее помешательство, искусно подогреваемое человеком в красном.

– А мне все это не нравится. – Взгляд Хирро обошел толпу и вернулся к оратору. – А что это за висюлька у него на брюхе – не иначе, дыба?

– Дыба, – подтвердил Зербинас. – А на ней человек.

– Любопытная штучка. – Хирро слегка кивнул, как бы в подтверждение невысказанной мысли. – Мы пришли не вовремя, Зербинас – здесь столько людей, что у нас будет слишком много помех. Давай придем сюда попозже.

Оба мага бочком выбрались вдоль края площади к городским воротам и вернулись в лес. Там, за обедом, они стали обсуждать увиденное.

– Жалко, что мы не понимаем местную речь, – сказал Зербинас. – Интересно, что он говорил?

– В общих чертах можно догадаться, – ответил Хирро. – Прижатие рук к сердцу означает «я говорю с вами от всего сердца», этот широкий жест ладонями вверх – «давайте дружно поднимемся и что‑либо сделаем», палец вверх – «смотрите, где хорошо», вниз – «смотрите, где плохо», в толпу – «это касается вас всех и каждого в отдельности».

Быстрый переход