– У меня есть основания полагать, – ответил я уклончиво, – что Михайлов, возможно, не является преступником в той мере, каковой его в свое время признал трибунал.

– Какие основания?

– Об этом я смогу судить, только ознакомившись с материалами дела. Известно, что времена меняются и общественная опасность некоторых прежних деяний нынче равна нулю.

– Имейте в виду, Юрий Петрович, – строго сказал Теребилов, – если вам известны какие нибудь факты, касающиеся обеспечения безопасности страны, вы как гражданин обязаны ознакомить с ними нас.

– Я обещаю вам, что, как только мне станут известны подобные факты, я сразу же попрошусь к вам на прием. А пока что просьба у меня одна – дать разрешение на доступ к материалам уголовного дела Михайлова.

Генерал Теребилов откинулся в своем кресле и громко фыркнул. Это должно было, видимо, означать: «Ну и упрямец же ты, Гордеев». Несколько секунд он глядел в потолок, потом наконец проговорил:

– Ну ладно. Я дам разрешение на ознакомление с делом Михайлова. Ознакомление будет происходить здесь, в этом здании.

Он поставил размашистую визу на свободном уголке моего заявления и протянул мне бумагу:

– Я уверен в том, что приговор в отношении Алексея Михайлова вынесен совершенно законно и обоснованно. Поэтому не могу пожелать вам удачи в этом деле.

Я попрощался с генералом и вскоре ехал домой. Первый раунд я выиграл. Теперь можно считать, часть гонорара мной была отработана.

5

На следующий день, ровно в назначенное время – в десять утра, я был в СВР. Специальный приставленный ко мне офицер долго вел по извилистым коридорам, мы то поднимались по лестницам, то спускались. В конце концов он привел меня в комнату без окон. Из мебели здесь был только стол и два стула. На столе помещалась старомодная лампа из черного эбонита. Думаю, такие еще использовали следователи НКВД, чтобы направлять их в лица допрашиваемых.

– Подождите здесь, – почти лишенным интонаций голосом произнес офицер и скрылся за дверью.

Я сел на стул и стал ждать.

Через несколько минут офицер появился снова, держа в руках потрепанную папку. Интересно. Судя по всему, дело хранилось не в военном суде гарнизона, а здесь, в спецхранилище Службы внешней разведки. И еще. Неужели дело об измене Родине Михайлова уместилось в одном томе?

Офицер подошел к столу, положил на него папку. Принес он и десяток листов писчей бумаги, и ручку.

– Вы можете делать выписки из дела, свои записи, – сказал он, – которые потом будут просмотрены. Приступайте.

– Сколько у меня времени?

– До конца дня. Если не успеете, можете продлить до завтра. Если понадобится еще время, придется получать новое разрешение.

Он отошел от стола и сел на свободный стул. Видимо, он не спустит с меня глаз, пока я буду работать с делом. Ну что ж, придется действовать в обстановке тотального контроля. Статья 51 УПК, где говорится о правах и обязанностях защитника, разрешает мне знакомиться с делом в любом объеме и без ограничения сроков. Но тут разведка, и мне пришлось смириться с нарушениями моих прав.

Я открыл папку и перелистал пожелтевшие от времени страницы. Протоколы допросов, постановления следователя, справки… Конечно, как я и предполагал, некоторые страницы оказались изъяты из дела. К тому же папка, которую мне принесли, представляла собой компиляцию из разных томов дела. Не оказалось обычной для следственных томов уголовного дела прошивки с печатью на последней странице и описи материалов с указанием количества листов. Нумерация была разнокалиберной и непоследовательной. Кроме того, некоторые места документов старательно вымараны чьей то заботливой рукой. Видно, руководство посчитало, что я не могу ознакомиться с делом Михайлова целиком.