– Ну ладно, – сказала Лена, когда я уже начал засыпать, – не буду тебя третировать женитьбой. Поживем пока так.

– Только одно условие, – пробормотал я сквозь сон, который, впрочем, ничуть не мешал ясности моей мысли, – мы будем жить тут. А в твою новую квартиру можешь сбегать, когда я тебе надоем. Я туда не поеду, пока не заведу свою.

Лена вздохнула, но не сказала ничего.

На следующее утро я проснулся под восхитительный аромат свежеизжаренных гренков, который доносился из кухни. Открыв глаза, я заметил, что мой гонорар, полученный от братьев Михайловых, лежит не в кармане рубашки, а на столе. Вот они, бабы, всюду свой нос засунут!

– Доброе утро! – произнес я, входя на кухню.

– Привет, – ответила Лена, выкладывая на большое блюдо золотисто коричневый гренок. Ее спина выражала один большой вопрос. Я видел, как она сгорала от любопытства. Однако я как ни в чем не бывало сел за стол и налил себе чаю.

Вскоре мы сидели и лакомились гренками. Лена поглядывала на меня расширенными от любопытства зрачками. Я молчал.

– Ну как там в Сочи? – бодро спросила она.

– Там, как известно, темные ночи, – стереотипно ответил я.

– Это понятно. А как там… – она запнулась, видимо соображая, как бы перевести разговор на загадочную пачку денег, привезенную мной с южного курорта. Ведь каждому ясно, что на курортах деньги, наоборот, тратят!

– Отвечаю, – пожалел я Лену, – подвернулась работка. Довольно высокооплачиваемая.

Лена тотчас же расплылась в улыбке.

Однако пора было начинать отрабатывать гонорар. План моих действий был прост: нужно во что бы то ни стало получить доступ к делу и ознакомиться с его материалами. По закону отказать мне в этом не имели права. Дело в том, что пересмотр в порядке надзора вступившего в законную силу приговора допускается лишь по протесту того прокурора, председателя суда и их заместителей, которым это право предоставлено законодательством. Протесты на приговоры военных трибуналов приносятся в порядке, установленном положением о военных трибуналах. А теперь трибуналов нет, а есть военные суды. Но у нас, как известно, закон часто стоит всего лишь бумаги, на которой напечатан. Так что, я предполагал, перед тем как я заполучу в свои руки дело Алексея Михайлова, придется побегать и попотеть.

Так и получилось. Первым делом я отправился в военный суд Московского гарнизона. Там меня долго мурыжили по всем кабинетам, а потом потребовали специальный допуск из ФСБ. В общем то я ожидал именно этого. С запросом из гарнизонного суда я отправился на Лубянку. Дежурный офицер долго изучал принесенные мной документы, а потом заявил, что дело относится к компетенции Службы внешней разведки, и никакие доводы о том, что ответ Константину Михайлову поступил именно отсюда, не возымели никакого действия. Я поехал в СВР…

Не буду утомлять читателя описанием моих долгих и многодневных хождений по кабинетам наших спецслужб. Замечу только, что, если уж Гордеев взялся за дело, он от него не отступит. Я вцепился в спецслужбы мертвой, бульдожьей хваткой. И это принесло свои плоды: меня принимали все более важные персоны. От дежурных офицеров я перешел к заместителям начальников отделов, в чине не меньше майора. Потом к самим начальникам – подполковникам и полковникам. Потом к начальникам управлений – те уже были генерал лейтенантами и генерал полковниками. Каждый раз я заполнял массу анкет, в которых разве что не требовалось назвать девичью фамилию моей прабабушки. И в конце концов в один прекрасный день я с очередной бумажкой, исписанной во всех направлениях визами принимающих меня персон, был направлен непосредственно к главе Службы внешней разведки генералу армии Леониду Теребилову.