Да, я был изумлен, увидев ее такой, неизменной в своем поведении и облике. Она улыбалась, мне той улыбкой, что всегда играла у нее на лице, и в глазах ее я читал неподдельную нежность… На мгновение мне показалось, что я вижу кошмарный сон. Или принял служанку за собственную жену. Я уже сомневался — не в ней, но в себе, настолько обаяние ее подействовало на меня.
— Что случилось? — весело спросила она.
— Берже получил заряд дроби в ляжку.
— Это серьезно?
— Пустяки. Несколько дней в постели, но все-таки приятного мало.
Она взяла меня под руку.
— Ну что же, тем лучше! — воскликнула она. — Хоть в воскресенье не буду в одиночестве.
Я пристально посмотрел на нее. На миг у меня появилось желание удавить ее. Возможно ли, что человеческое существо, моя Глория, способна на такое вероломство? Он убаюкивала меня своими манерами ласковой кошечки, взглядами с поволокой, сладкими интонациями… А на деле была лишь подлой шлюхой! Как она меня провела! Своим поведением, своими повадками счастливой супруги она давно усыпила меня. Мы вошли в дом и обнялись, словно счастливые любовники. Служанка пылесосила ковры. Она вежливо поздоровалась со мной. Знала ли она о супружеской неверности своей хозяйки? Возможно. По крайней мере, догадывалась, слуги всегда первыми чуют подобного рода дела. Я сразу поднялся в спальню, чтобы привести себя в порядок и переодеться… Я облачился в теплый спортивный костюм, поскольку дома любил чувствовать себя свободно. У меня страшно болела голова, но до этого момента, будучи поглощен своими мыслями, я не замечал этого железного обруча, сдавливающего мой лоб. Из окна я увидел Маринетту, служанку. Она направлялась к воротам с большой сумкой для продуктов в руках. Она уже открыла калитку, как вдруг взгляд ее упал на почтовый ящик, из которого торчал уголок письма. Она достала конверт, удивленно посмотрела на него и решила вернуться в дом.
Я почувствовал невыразимую тоску. Ну вот, все и закрутилось.
Я приоткрыл дверь спальни, чтобы лучше слышать. Жена моя напевала в гостиной, но возбужденный голос Маринетты прервал ее пение.
— Мадам! Мадам!.. Посмотрите, какое странное письмо лежало в ящике… Оно, вероятно, для вас…
По наступившей вдруг тишине я понял, что простецкий вид моего письма нанес Глории первый жестокий удар. Я вышел на площадку и, спрятавшись за колонной, слушал…
— Спасибо, Маринетта, — пробормотала моя жена.
Служанка удалилась с выражением глубочайшего сожаления, громко хлопнула дверь внизу. Затем раздался шорох разрываемого конверта. За этим последовала адская тишина. В жизни Глории совершенно без всякого шума разорвалась бомба!
И теперь наступила моя очередь играть, теперь мне предстояло вдыхать ядовитый аромат цветов, посаженных мною. Насвистывая какую-то мелодию, я появился на лестнице… Спускаясь по ступенькам, я ожидал, что Глория протянет мне письмо и попытается разыграть изумление. Мне бы этого не хотелось. В этом случае я не смог бы сдержать свои чувства и ударил бы ее, оттаскал бы за волосы по всему дому, выкрикивая ей в лицо слово, которое она без сомнения заслужила — шлюха! Но опасения мои оказались напрасными. На повороте лестницы взгляду моему предстала Глория — спокойная, с неизменной приветливой улыбкой на губах, со взглядом ласковой кошечки. Никаких следов письма. Вероятно, услышав мои шаги, она поспешно спрятала его под пуловер.
— О! — воскликнула она. — Ты уже и переоделся!..
Я подошел к ней с вымученной улыбкой на лице.
— Уф, как здорово оказаться наконец дома!.. Хочешь, проведем замечательный денек у телевизора?
Она заверила меня, что лишь об этом и мечтала, и столько искренности звучало в ее голосе, что я в очередной раз был потрясен. |