«Это, говорю, дело другое. Авось не жалко». Налил ему стакан воды. Так, поверите, затрясся, — глотает, обжигается. Потом говорит: «Дай водочки». — «Да у меня не кабак». — «Да ведь знаю, говорит, торгуешь». — «Ну, а знаешь — деньги давай». — «Денег нету». — «Ну, и водки нету». — «Так возьми, говорит, что-нибудь». — «А что у тебя?» — «Возьми штаны». Поглядел я штаны эти, а там вместо штанов опоясья одни остались. На кой они мне черт. — «Ну, возьми гармонию. Я потом выкуплю». Дал я ему за гармонию четверть. Он тут же всю ее с мужиками и выпил. Хорошо. Только дня через два — становой ко мне. Что такое? Оказывается, это все Николай Василич обработал. Подал заявление, что мы водкой без патента торгуем, и гармонию у него отняли. Да ведь как оборудовал! Совсем я было пропал, да следователь хороший попался. Рассказал я ему при свидетелях, что он гармонию мне подарил — ну и выпутался почти. Следователь даже поругал его. «Бродяга, говорит, ты! Как же ты можешь напраслину возводить на человека?» И действительно попутал его бог. Зарезался, слава богу, как пес какой…

«Слава богу, зарезался!» Может быть, и в самом деле к лучшему!

Действительно, жизнь Н.В. к этому времени стала уже совсем невозможная. Писать он уже перестал, знакомств хороших не осталось (все о нем как-то забыли), средств буквально никаких, и ко всему этому даже дочь его покинула. Измученная этой скитальческой жизнью, она убежала от отца к дедушке — А.И.У. и даже стала бояться его, возненавидела так — что, когда в прошлом году на Святой Н.В. явился в Лобанове и зашел к А. И., она бросилась с плачем и криком в задние комнаты, боясь, что отец ее опять возьмет с собою. Но Н.В. не употребил никакого насилия: молча, со слезами на глазах, он постоял несколько минут и, махнув рукою, ушел уже навсегда от родных.

Летом в этом же году один из приятелей и даже сотоварищей по кочеванью Н.В. (некто Дружинин) встретил его, кажется, где-то в деревне в Самарской губернии, в питейном заведении, и был поражен переменою его характера. Н.В. был в крайне печальном настроении духа. Он даже постарел за это время. «Прежнего Мефистофеля, — говорил Дружинин, — в Н.В. уже не осталось ни капли».

А немного спустя, в Москве, на одной из улиц, нашли зарезавшимся одного из первых и лучших представителей народнической литературы. В кармане у него оказалось восемь копеек! Эти восемь копеек, в виде наследства, были доставлены полицией опекуну его дочери — А.И.У. В столе у последнего они хранятся и до сих пор.

Дочь Н.В. теперь в Туле, в гимназии.

Вот те немногие сведения, которые мне пришлось собрать о Н.В. За достоверность их я ручаюсь. Их всякий может проверить в том же Лобанове. Они, по-моему, все-таки характеристичны и могут послужить хорошим мате риалом для будущей биографии Николая Васильевича. И пусть простит мне читатель, что я передал их в такой откровенной наготе. Ни опозорить, ни очернить память покойного я не хотел ими. Да и кто может отнестись с подобными мыслями к памяти человека, вся жизнь которого, в силу ли внешних обстоятельств или внутреннего разлада, была исковеркана и загублена. Не нам судить таких людей.

Нет, слушая рассказы о Н.В., представляя себе его одинокую, загубленную жизнь, я не смел улыбаться вместе с другими.

Думал я горькую думу!..

<1890>

Памяти сильного человека

(По поводу 70-летней годовщины со дня рождения И.С. Никитина — 21 сентября 1824 г.)

Однажды, пробуя свою силу, Никитин поднял громадную тяжесть… «что-то оборвалось у него внутри»… Это надломило его здоровье.