Метаясь по квартире, Мэнни сходил с ума. Полностью слетал с катушек. Он хотел оставить хату вскоре после того, как ушла Пэйн, но заряд быстро кончился, и в итоге он так и просидел всю ночь, тупо уставившись… в ночь.

Слишком опустошён, чёрт подери.

Он был слишком опустошён, чтобы куда-то идти.

Когда рядом зазвонил телефон, он посмотрел на номер и моментально вернулся к реальности. Засекреченный. Наверное, это она.

Снова и снова проматывая в голове то, что сказал Пэйн ранее, Мэнни потратил некоторое время, чтобы собраться с мыслями после всего этого бесполезного прокручивания. Речь, которую он заготовил, казалась такой рациональной, такой трезвой и умной… пока он не заглянул в своё будущее, которое представлялось совершенно пустым, сплошной глубокой чёрной дырой.

Он взял трубку, не ожидая услышать на том конце мужской голос. Тем более, её брата.

Тем более, что ублюдок жутко удивится, узнав, что в квартире Манелло Пэйн нет.

Мэнни выписывал круги, уставившись на сотовый, молясь, чтобы он снова зазвонил… молясь, чтобы этот кусок дерьма разразился трелью, и он услышал голос Пэйн, сообщающий, что у неё всё в порядке. Или её брата. Любого из них.

Любого — мать твою — из них.

Господи, сам Ал Рокер мог бы позвонить ему с чёртовой новостью, что у неё всё в порядке.

Но рассвет наступал слишком быстро, а его телефон по-прежнему молчал. И, как последний лузер, он открыл список принятых звонков и попытался перезвонить на заблокированный номер. Когда он услышал простые гудки, ему захотелось разбить телефон об стену, но какой в этом смысл?

Бессилие разрывало его на части. Убивало.

Ему хотелось выйти на улицу… дерьмо, и найти Пэйн, если она пропала. Или отвести девушку в её чёртов дом, если она просто гуляла сама по себе. Или…

Телефон снова зазвонил. Анонимный номер.

— Наконец-то, твою мать, — сказал он, отвечая на звонок. — Пэйн…

— Нет.

Мэнни закрыл глаза: голос её брата звучал, словно из ада.

— Где она?

— Мы не знаем. И ничего не можем сделать отсюда… мы заперты внутри дома, — Парень выдохнул, как будто что-то курил. — Что, чёрт побери, случилось перед тем, как она ушла? Я думал, она проведёт с тобой всю ночь. Это нормально, что вы двое… ну, ты знаешь… Но почему она ушла так рано?

— Я сказал ей, что у нас ничего не получится.

Долгое молчание.

— О чём ты думал, чёрт тебя подери?

Ясно как день, что если бы не солнечный свет снаружи, ублюдок бы уже колотил в дверь Мэнни, чтобы дать пинка под чью-то итальянскую задницу.

— Я думал, тебя это порадует.

— О, да. Очень. Разбить бедное сердце моей сестры. Я всеми конечностями «за», — ещё один резкий выдох, он как будто выпустил из лёгких сигаретный дым. — Она влюблена в тебя, мудак.

Разве это не должно заставить его прекратить нести бред? Но он вернулся к намеченной программе.

— Послушай, она и я…

На этом месте Мэнни должен был объяснить всё насчёт результатов своего медицинского осмотра, рассказать, как он переволновался и не знал, какими могут оказаться последствия. Но беда заключалась в том, что в те несколько часов с ухода Пэйн, он начал понимать, что какова бы ни была чёртова реальность, основная проблема заключалась в его собственном бабском поведении. Что вся эта штука с расставанием случилась лишь потому, что он ссал мелким почерком, осознав, что влюбился в вампиршу… особь женского пола… не суть. Да, ощутимый отпечаток наложили все эти метафизические вещи, которые он не понимал и не мог объяснить, и так далее по списку. Но в центре всего было то, что он испытывал к Пэйн такие сильные чувства, что практически потерял сам себя, и это пугало.