|
Его войска должны были ударить с севера на юг, чтобы в районе Хуфалеза встретиться с войсками 3-й армии генерала Паттона. Монти не знал, чего ему больше хотелось: разбить немцев или утереть нос этому янки Паттону. Ему вспомнилось, как этот мужлан, огромный, высоченный, с парой ковбойских кольтов образца чуть не 1856 года, бывшего в ходу на «диком Западе», появился на королевском приеме — не в парадной, а в повседневной форме. И эти глупые кольты в кобурах хлопали его по ляжкам. Верно, он забыл, что ковбои подвязывали свои кобуры к штанам сыромятными ремешками.
— А ведь предки у нас, — сказал тогда Паттон Монти, — были шотландцами, но мои потом поняли, в отличие от Монтгомери, что им мало места на этих островах, ха-ха-ха!.. Отдав приказ, фельдмаршал Монтгомери тут же позвонил полковнику Уордену — своему шефу…
Из донесения Алоиза Шикльгрубера от 4 января 1945 года «В моем доме на постой встал адъютант генерала Кребса майор фон Фрейтаг-Лорингофен, на редкость разговорчивый субъект. Он из прибалтийских баронов. Его отец владел большими поместьями под Ригой в Латвии. Революция заставила баронов покинуть Латвию и свои земли, завоеванные семьсот лет назад их предками, рыцарями Тевтонского ордена. В 1939 году Лорингофены получили поместье на польской земле, присоединенной к Восточной Пруссии, под Торном. В разговоре с адъютантом Моделя, который я подслушал, барон сказал, что его дядя, младший брат отца, генерал абвера, достал бомбу для графа Штауффенберга, а после покушения на фюрера покончил с собой. Адъютант Моделя спросил барона, правда ли, что гестапо арестовало его отца. Барон сказал, что отец просидел несколько месяцев в тюрьме Александерплац, но теперь он оправдан и на свободе, живет в Торнском поместье. Майор добавил, что очень беспокоится за отца, так как русские уже у него под боком, а латвийских поместий Лорингофенам теперь не видать как своих ушей. Этот майор попал вместе с генералом Кребсом на вашу засаду. У него изуродовано лицо. Он говорит, что это ничего, будет похоже на дуэльные шрамы, что украшает мужчину. В Мейероде продолжаются работы по воздушной маскировке. Почти всякое движение днем запрещено. Но наша группа подготовила ракетчиков на случай бомбежки. Сообщаю дополнительные данные об охране Мейероде…» Вечером 4 января группа, возглавляемая Эриком, разбила немецкий грузовик «опель-блиц» километрах в двенадцати от Мейероде, надеясь поживиться продуктами. Но грузовик был битком набит каким-то вонючим порошком. Эрик притащил все еще болеющему Виктору несколько пачек этого порошка. — Скажи, Виктор, ты не знаешь, что это за порошок у краутов? Написано «Руссланд». Виктор рассмеялся. — Этот порошок запатентовал доктор Морель, личный врач «Грофаца». Обязателен во всем вермахте. Я сам посыпал им белье и одежду, когда был у власовцев. Сволочь этот Морель — тоже название придумал для своего порошка от вшей: «Руссланд»! Эрик сразу начал посыпать нары порошком, морить «стебарей» морилкой доктора Мореля.
5 ЯНВАРЯ 1945 ГОДА
С елей и сосен в Арденнском лесу осыпался весь снег — от сильной канонады, от сплошного гула взрывающихся авиабомб. Потом полил ледяной дождь, смывая снег и кровь. Но… ни одна бомба не упала на Мейероде. Под руководством фельдмаршала Моделя его войска отражали контратаки англо-американцев, которые с каждым днем нового года становились все решительнее, особенно у Бастони. Порой туман совершенно закрывал позиции обеих сторон, путал атаки, и тогда бойцы с той и другой стороны слепо били по своим. На скользких дорогах, скованных гололедом, танки давили свои же машины и пушки. Американцы шли теперь в бой с небывалым ожесточением. Для многих из них война стала вдруг личным, персональным делом — один потерял дружка, другой видел, как крауты дрались из-за трофеев и отрезали у трупов американских парней пальцы с кольцами, как расстреливали пленных, как прикалывали штыками раненых. |
