Это словечко Виктору Кремлеву суждено было запомнить на всю жизнь.

Из книги генерала Паттона «Война, которую я знал»

Из записи в дневнике от 4 января 1945 года: «Мы еще можем проиграть эту войну».

Его звали Юрген Ламмерс, и он был почти полным антиподом Виктора — ровесник, выпускник филологического института в Берлине, он специализировался на английском языке, получил звание лейтенанта, попал в разведку, только в разведку эфира. Он ехал в штаб Моделя со сводкой радиоперехвата из Дивизиона особого назначения, расположенного в Кроненбурге. По собственному почину, зная влечение Виктора к «языкам», Эрик перехватил его близ лесной дороги, где он спасался от бомбежек.

Больной Виктор допрашивал «языка», лежа на нарах. И этот «язык» оказался весьма словоохотливым. Вообще из тринадцати «языков», которых приходилось допрашивать Виктору, лишь один считал, что молчание — золото, а прощаясь с жизнью, крикнул «Хайль Гитлер», все остальные были и сговорчивее, и разговорчивее — не то что два-три года назад. С некоторыми даже было приятно побеседовать. Но почти все они знали обидно мало. Это полковой или дивизионный разведчик довольствуется сведениями в масштабе полка или дивизии. Разведчику калибра Виктора требовалось, чтобы «язык» имел не «кочку» зрения, а точку зрения, то есть видел дальше своего носа.

«Слухач» Ламмерс, благодаря служебному положению и секретной работе, многое рассказал Виктору. В своем дивизионе он переводил перехваченные и расшифрованные тексты, регистрировал их, составлял сводки радиоперехвата.

Набивая себе цену, он выкладывал:

— Американцы беспечны до изумления. Они понятия не имеют о радиодисциплине, не говоря уже о радиомолчании, целиком полагаются на примитивные переговорные таблицы и на жаргон. Мы подслушиваем все рации джи-ай, установили дислокацию всех их штабов и частей. Американцы наивно верят, что мы не понимаем их военный сленг, а у нас имеются кадры работников, подолгу живших в США и прекрасно знающих этот сленг. Некоторые служили в американской армии. Мне известна одна тайна: еще до этой кампании в Арденнах мы подслушивали и разговоры американской армии на маневрах в Луизиане и Теннесси, хотя там они пользовались маломощными рациями ближнего действия. Дело в том, что ионизированные частицы в стратосфере отражаются от слоя Хэвисайда. Благодаря радиоперехвату, мы следили за перебросками американских войск в Англию перед высадкой в Нормандию. В Арденнах мы смогли засечь почти все артиллерийские дивизионы и батареи, вплоть до отдельных орудий, поскольку сами выходили клэром в эфир.

Поскольку разговор шел не по-немецки, а по-английски, слушавший их Эрик взволнованно спросил:

— Скажите, а артиллерию сто шестой пехотной дивизии вы тоже засекли?

— Разумеется, — ответил Ламмерс.

— Великий боже! — прошептал Эрик.

Теперь он понял, почему его дивизион был так быстро разгромлен и почему ему удалось так долго продержаться со своим орудием номер четыре, которое было передвинуто им в последнюю минуту перед тем, как крауты пошли в наступление.

— Нам известно из допроса американских пленных, что их поражала точность нашей стрельбы и некоторые командиры посылали солдат в свой тыл, чтобы искать вражеских наводчиков. Но артиллерийские наводчики в вашем тылу были нам, как правило, не нужны, потому что мы все знали о вашей артиллерии из радиоперехвата. Это особенно важно сейчас, когда у нас осталось мало самолетов-разведчиков, да и зачем рисковать этими самолетами для обнаружения целей! Благодаря успехам радиоразведки мы смогли накрыть в первый же день штабы и другие важнейшие объекты…

— Ну как? — спросил Эрик Виктора после допроса, — Интересные сведения?

— Самое интересное, — с лукавой улыбкой ответил Виктор, — что вы, американцы, оказывается, большие аккуратисты по части рытья отхожих мест — немецкая фоторазведка по количеству отрытых вами уборных с точностью до отделения определяла численность живой силы!

Эрик долго хохотал, пока не сообразил, что дело-то вовсе не шуточное.