Но теснота мне не мешала: я испытывал какую-то животную потребность в таком соприкосновений.
— Куда ехать, мосье?..
— В Трапп!
Я не смотрел на дорогу, я видел лишь измученный профиль Кати. Несчастье глубоко ее потрясло. Она очень любила Жо. Не в том смысле, разумеется… Я знал, что Кати никогда не полюбит другого мужчину, она была однолюбкой. Но ее не могло не трогать горячее чувство, которое выказывал ей юноша. К тому же сообщение о несчастном случае всегда вызывает шок. Человеческие существа, причиняющие друг другу так много зла, панически боятся насильственной смерти. Дело, конечно, в страхе, а не в жалости. Людей потрясает бренность нашей жизни… Они отождествляют с жертвами себя! «По ком звонит колокол!»
Менее чем через час мы прибыли в Трапп. Я даже не дрогнул, вновь очутившись на месте «происшествия». Я не мог себе этого позволить. Реакция Кати в первую минуту после того, как она узнала о несчастье, сильно меня встревожила… Теперь я ее опасался. Она обладала каким-то шестым чувством, и это меня пугало.
Артуро вел машину осторожно, в отличие от прочих итальянцев, самых быстрых и безрассудных водителей в мире. На одном из перекрестков он сбавил скорость.
— Куда теперь, мосье?
Не знаю, должна же быть где-нибудь здесь жандармерия или полицейский комиссариат!
Группа юношей что-то обсуждала у входа в кафе. Я сделал Артуро знак остановиться и окликнул парней.
— Эй, ребята, вы не слышали про несчастный случай?
Именно об этом они, похоже, и разговаривали, поскольку тут же ответили хором:
— Да, мосье…
Один из них меня узнал.
— Слушайте, парни, — тихо сказал он, — это же Боб Тражо…
Нас сразу окружили.
— Вы приехали из-за вашего бедного друга, мосье Тражо?
— Да, верно… Куда его отвезли?
— Подождите, мы вас проводим, это позади мэрии, в гараже, где пожарный насос… Там уже полно журналистов…
Они пустились бежать по обе стороны нашей машины, двигавшейся с черепашьей скоростью. Мы выехали на площадь. В глубине ее светились огни, толпились группы людей, стояли автомобили…
— Вон там, мосье Боб!
— Спасибо, ребята…
Но они сопровождали нас и дальше.
Для фоторепортеров наше появление было настоящим подарком. Они и мечтать не могли о подобном снимке! Подумайте сами: Боб Тражо у бренных останков своего «друга» и соперника Жо Андрикса…
Начиная с этого момента я потерял представление о том, что происходит. Вокруг вспыхивали блицы… Я пожимал протянутые руки… Кто-то схватил меня за локоть, а я, в свою очередь, цеплялся за руку Кати. Меня ввели в просторный сарай, который освещала большая голая лампочка, подвешенная на проводе… Блестел медью красный пожарный насос. Справа на земле был растянут брезент… На нем тело… Из-под грязного покрывала высовывались ноги, обутые в голубые замшевые ботинки…
Рядом стоял Бодони. Очень бледный Бодони с вытянувшимся лицом.
— А, — произнес он, узнав меня, — ты тоже слушал последние новости?
— Да…
У него в глазах стояли слезы. Я впервые видел, как он плачет.
— Совсем мальчик! — вздохнул он, отходя в сторону.
Кто-то откинул уголок жалкого покрывала, приоткрыв лицо Умершего. Это был Жо или, скорее, его статуя. Он был необычайно бледен, под носом запеклась струйка крови. Его бледность нельзя было сравнить с нашей. Ему закрыли глаза, но он не казался спящим, нет — он казался мертвым! Мертвым по-настоящему, мертвым навсегда.
Я сказал то, что принято говорить в таких случаях:
— Несчастный! Как это произошло?
Самое главное, мне в самом деле любопытно было узнать про несчастный случай. |