Он был живой легендой нашего института. Герман. Так называли его все, от застенчивых первокурсниц до бородатых аспирантов… «Герман», — шептали вечерами девочки в общежитии. «Герман», — произносили самые отчаянные головорезы и крепко пожимали его твердую ладонь. У него так и не появилось клички, хотя называть друг друга по имени было тогда не принято. Я до сих пор не знаю его фамилии и не знала ее никогда. Она просто была не нужна. Было имя — Герман. Сказать, что его уважали, значит, ничего не сказать. Не просто уважали, не просто побаивались. И даже не просто восхищались. Его буквально боготворили. И это было поразительно.

Герман завораживал всех своей непохожестью, нетипичностью. Оригинальность? Пожалуй, и это определение не подходило к этому человеку.

Он никогда не появлялся на многочисленных студенческих пьянках, не курил, не заигрывал с симпатичными абитуриентками, не посещал дискотек. При его появлении даже не очень фривольный анекдот казался пошлостью. У него не было близких друзей. Впрочем, не было и врагов. Хотя, возможно, были тайные недоброжелатели, но они предпочитали оставаться тайными.

Учился он блестяще, и учеба давалась ему легко. Он был немногословен, хотя его нельзя было назвать замкнутым. Его фразы передавались из уст в уста и часто становились последним аргументом в споре. «А Герман сказал…» — и разногласия прекращались.

Однажды на стадионе возник спор о приемах самбо. Каждый отстаивал свой любимый прием и доказывал его преимущества.

— Самый действенный способ самозащиты без оружия — это вовремя убежать, — как-то сказал Герман. И никто не засмеялся. Такое мог сказать только тот, чья смелость не вызывала сомнений. А Герман был смелым. И сильным.

Одним из первых он начал заниматься восточными единоборствами. Уже потом это стало повальным увлечением, и на ближайшей к институту стройке поубавилось целых кирпичей. Так развлекались наши мальчики.

Я не помню, чтобы Герман решал свои проблемы с помощью силы. А может быть, не находилось желающих испытать эту силу на себе?

Герман говорил, что любой предмет в умелых руках может стать оружием. И если какая-то вещь кажется тебе совершенно безобидной — значит, ты просто не знаешь, как ее можно использовать. И ему верили.

У большинства из нас еще отовсюду выпирало детство, а он в свои двадцать лет был мужчиной в самом серьезном и прекрасном смысле этого слова.

Однажды после лекций Герман подошел ко мне и предложил погулять. Я не поверила своему счастью. Глаза моментально наполнились слезами, и несколько минут я не могла повернуть к нему голову. Все вокруг окрасилось в радужные тона, однако я успела заметить десятки взглядов, направленных в нашу сторону…

Я не помню, по каким улицам мы гуляли и на каких скамейках сидели в тот вечер. Не помню, о чем он рассказывал мне. До меня просто не доходил смысл его слов, потому что в моей голове звучала древняя, как мир, женская песня, состоящая из одной повторяющейся фразы: «Ты выбрал меня!»

Мое счастье продолжалось полгода.

Оно закончилось ранним апрельским утром после короткого телефонного разговора. Даже не разговора, потому что я так ничего и не ответила ему.

— Танюха, я уезжаю. Навсегда. Прощай, — произнес бесконечно родной голос. С тех пор я этого голоса не слышала. И не видела его обладателя. Если не считать одного случая.

Три года назад я увидела Германа по телевизору. В какой-то информационной программе. Ведущий рассказывал о поездке нашей делегации на высшем уровне то ли в Америку, то ли в Швейцарию. На экране суетились корреспонденты с микрофонами и фотоаппаратами. Президент, прищурившись, делился впечатлениями от своей встречи с представителями НАТО и Белого дома. В нескольких шагах от него стоял Герман. Какие-то секунды я наблюдала, как он спокойно и сосредоточенно разглядывал что-то или кого-то за пределами телеэкрана…

— Привет, Танюха, — произнес тот же голос десять лет спустя, и я поняла, что узнала бы его из тысячи…

— Герман? Ты где?

— Я рядом.