Изменить размер шрифта - +
Потому что сама мысль о том, чтобы отступить, казалось, означала, что последние шестнадцать лет моей жизни были потрачены впустую. Что меня практически лишили детства из за какой то ерунды. Что я пожертвовала общением и нормальной человеческой жизнью ради своей мечты, которая когда то была такой огромной, что ничто и никто не мог отнять ее у меня.

Что моя мечта выиграть золотую медаль… хотя бы на чемпионате мира, даже на национальном чемпионате… не раскололась вдребезги на мельчайшие частички размером с конфетти, за которые я по прежнему цеплялась, несмотря на то, что в глубине души понимала: все это скорее причиняет мне боль, чем помогает.

Нет.

Но от всех этих мыслей и сомнений у меня почти ежедневно болел живот и меня время от времени тошнило.

Мне нужно расслабиться. Или, может, помастурбировать. Что то из этого должно помочь.

Дрожа от паршивого ощущения в животе, я обошла каток и, затерявшись в толпе, пошла дальше по коридору, ведущему к раздевалкам. Вокруг катка на бортике висели родители и дети, готовые к вечерним занятиям, тем самым занятиям, которые я начала посещать в девять лет, пока не перешла в небольшую группу и не стала брать частные уроки у Галины. Старые добрые времена.

Пригнув голову и избегая встречаться взглядом с кем бы то ни было, я шла дальше, и мимо проходили люди, которые также избегали поднять на меня глаза. Уже идя по коридору к месту, где оставила свои вещи, я заметила стоявшую неподалеку группу из четырех девочек подростков, притворявшихся, что делают растяжку. Притворявшихся, потому что невозможно сделать хорошую растяжку, если ты болтаешь, и болтаешь без умолку.

Во всяком случае, я так думала.

– Привет, Джесмин! – поздоровалась одна из них, которая, как я помнила, всегда уступала мне дорогу, демонстрируя свое дружелюбие.

– Привет, Джесмин! – вторила ей стоявшая позади девушка.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть им, хотя в этот момент я прикидывала, сколько времени понадобится, чтобы вернуться домой и либо приготовить что нибудь поесть, либо разогреть в микроволновке то, что приготовила мама, и, возможно, усесться у телевизора. Может быть, если бы тренировка прошла лучше, мне захотелось бы чего нибудь еще, например отправиться на пробежку или даже заехать к сестре, но… этому не суждено было случиться.

– Удачной тренировки, – пробормотала я, глядя на двух подружек и сверкнув глазами на двух других, молча стоявших напротив. Они показались мне знакомыми. Скоро должно было начаться занятие для фигуристов средней возрастной группы, на которое, как я предположила, они и были записаны.

– Спасибо, и вам! – громко выкрикнула первая из заговоривших со мной девочек, но тут же умолкла и покраснела; такой оттенок красного я видела только у одного человека – у своей сестры.

Улыбка, заигравшая у меня на губах, была искренней и неожиданной, потому что девочка навела меня на мысль о банке «Скверта» , и я ткнулась плечом в распашную дверь раздевалки. Не успев сделать и шага вперед и все еще придерживая плечом открытую дверь, я услышала:

– Не знаю, почему ты так ей радуешься. Может, она и была хорошей одиночницей, но она же постоянно задыхалась, а о карьере в парном катании и говорить нечего.

И… я замерла. Прямо там, где стояла. В дверном проеме. И сделала то, что, как я отлично знала, было неудачной идеей, – я прислушалась.

Подслушивание никогда никому не шло на пользу, но я все равно это сделала.

– Мэри Макдоналд катается в паре лучше нее…

Вот они о чем…

Дыши, Джесмин. Дыши. Молчи и дыши. Думай о том, что сказать. Думай о том, чего ты добилась. Думай о…

– …в противном случае в последнем сезоне Пол не взял бы ее себе в партнерши, – закончила девочка.

Оскорбление запрещено законом.

Быстрый переход