Оскорбление запрещено законом. Но слишком ли противозаконно ударить подростка?

Дыши. Думай. Будь добрее.

Я достаточно взрослая, чтобы быть умнее. Я знаю. Я достаточно взрослая, чтобы не позволить какой то маленькой идиотке, вероятно еще даже не достигшей половой зрелости, оскорблять себя, но…

Карьера в парном катании – моя больная мозоль. А точнее, кровоточащий волдырь, который отказывается заживать. Не сжечь ли мне заживо Мэри Макдоналд и засранца Пола? Вчера ночью я вдоволь насмотрелась «Семейки Брэди» , когда не смогла заснуть, чтобы запомнить все разборки Яна с Марсией. Я бы тоже возненавидела ее задницу. Точно так же, как возненавидела задницу Мэри Макдоналд.

– Вы смотрели видео с ней? Мама говорит, что у нее дурной характер, поэтому она никогда не выигрывала, судьи ее не любят. – Другая девочка попыталась перейти на шепот, но я все равно слышала каждое ее слово.

Мне не нужно было этого делать. Мне ничего не нужно было делать. Ведь они еще дети, пыталась я убедить себя. Они не знают всего. Они не знают даже части моей истории. Большинство людей не знает и никогда не узнает. Я смирилась и переступила через это.

Но между тем одна из них продолжала говорить, и я поняла, что не смогу к чертовой матери смолчать и позволить им нести этот бред. На меня навалилось так много всего, что уже трудно было вытерпеть. День не сложился уж точно.

– Моя мама сказала, что она тренируется исключительно потому, что дружит с Кариной Луковой, но, говорят, с Иваном они не ладят…

Еще бы, блин, чуть чуть, и я бы фыркнула. Мы с Иваном не ладим? Так они это называют? Прекрасно.

– Она та еще стерва.

– Никто даже не удивился, что она не нашла партнера после того, как Пол ее бросил.

Ах вот как.

Может, если бы они не произнесли имя на букву П еще раз, я смогла бы повести себя как большая, но, пошло оно все на хер, я метр шестьдесят ростом, так что «большой» мне все равно не стать.

Не сумев сдержать себя, я развернулась и высунула голову из двери: девочки были там же, где стояли минуту назад.

– Что вы только что сказали? – медленно спросила я, хотя бы оставив при себе: вы, бездарные засранки, у которых ни хрена никогда не выйдет. Я намеренно посмотрела на тех двух, которые не поздоровались со мной; их головы в ужасе повернулись в мою сторону, как только я заговорила.

– Я… я… я… – Одна из них заикалась, а другая смотрела так, словно вот вот испачкает свой купальник и колготки. Отлично. Я надеялась, что так оно и случится. И что это будет понос, который растечется повсюду.

Мне показалось, что я не меньше минуты пристально смотрела на каждую, наблюдая, как их лица окрашиваются в ярко красный цвет, и получала от этого удовольствие… но не такое большое, как получила бы при обычных обстоятельствах, если бы уже сама не достала себя больше, чем они. Вскинув брови, я повернула голову в сторону длинного, похожего на туннель коридора, по которому только что пришла с катка в раздевалку, и одарила их улыбкой, совсем не похожей на улыбку.

– Так я и думала. Бегите на тренировку, пока не опоздали.

Каким то чудом я удержалась от того, чтобы не прибавить в конце «засранки». Иногда мне прямо можно было вручать медаль за то, что я так терпелива с идиотами. Если бы только устраивали соревнования подобного рода, я бы победила.

Очень вероятно, что я бы никогда в жизни не увидела настолько быстро передвигающихся людей (разве что на соревнованиях спринтеров на Олимпиаде). Две других, более доброжелательных девочки выглядели слегка шокированными, но, смущенно улыбнувшись мне, пошли друг за другом и стали перешептываться.

Вот из за таких девочек я давно прекратила попытки завести подруг среди фигуристок. Маленькие засранки. Я показала им средний палец, правда, легче от этого не стало.