Вон чувствовал себя дерьмово. Дерьмово общался с людьми и вообще вел себя как последнее дерьмо. Жизнь вокруг казалась одним сплошным дерьмом. И все по милости некой романтично настроенной писательницы, которая до сих пор верила в любовь, героев и счастливое будущее вдвоем.

Всю следующую неделю Себастьян просидел дома. Выходил очень мало, главным образом в магазин, чтобы купить хлеба, мяса для сандвичей и пива. Позвонил отец. Они разговаривали обо всем, кроме Клер, По обоюдному молчаливому согласию о хозяйской дочке даже не вспомнили. Но нежелание обсуждать ее вовсе не означало, что Вон-младший не думал о Клер с раннего утра до поздней ночи.

Через девять дней после поспешного бегства из Бойсе в состоянии безумной злости Себастьян стоял в своей гостиной и задумчиво смотрел в окно на заполненную кораблями и паромами бухту. Он крайне отрицательно относился к изменениям в личной жизни. Особенно когда не мог предвидеть их приближения и не знал, что делать и как себя вести. Изменения рождали ощущение беспомощности, и всякий раз означали новый этап земного существования.

Себастьян думал о Клер: о той ночи, когда встретил ее в баре в шуршащем розовом платье. Он уложил ее в постель, а наутро жизнь его изменилась. Тогда он, конечно, этого еще не знал. Но Клер вошла в его мир, и мир стал другим. Навсегда.

Нравилось ему это или не нравилось, хотел он этого или нет, но реальность изменилась. Изменился он сам. Об этом заявляла гудящая пустота в душе, об этом кричал голод, который невозможно утолить никакой едой. И даже любимый город шептал о том же; да, Себастьян смотрел на него с нежностью, но в то же время мечтал оказаться совсем в другом месте.

Себастьян сроднился с Сиэтлом. Почти всю свою жизнь, кроме первых нескольких лет, он провел в штате Вашингтон. Здесь похоронил мать. Себастьян любил океан с его напряженной энергией. С детским восхищением он встречал морских пехотинцев и наблюдал за истребителями с романтичным названием «морской сокол». Мог подолгу смотреть из своих окон на гору Рейнир - самую высокую вершину штата. Видит Бог, ради этого вида из гостиной он много лет работал, как проклятый.

В штате Вашингтон жили его друзья. Добрые верные друзья, со многими из которых отношения сложились еще в студенческую пору. Да, здесь он жил, но почему-то больше не чувствовал себя дома. Его место в четырехстах милях в юго-восточном направлении. Там, где живет любящая его женщина. Только с ней ему хотелось проводить все свободное время, с ней всегда было интересно разговаривать обо всем на свете.

Себастьян опустил взгляд на оживленную улицу под окном. Клер не просто нравилась ему. Оспаривать очевидный факт не имело смысла. Бороться с собственной душой было бесполезно. Правду он осознал постепенно, нехотя, изо всех сил пытаясь сопротивляться ее натиску. Он любил смех Клер, и даже тот цвет, в который она красила ногти на ногах. И хотя терпеть не мог сентиментальные кружева и салфеточки, которыми она заполнила дом, но обожал женственность и девчачью уязвимость. Он любил Клер Уингейт, а Клер Уингейт любила его. Впервые в жизни любовь женщины не казалась Себастьяну поводом к немедленному бегству.

Себастьян отвернулся от окну. Да, он любил Клер. Любил, но, тем не менее, больно обидел. Он хорошо помнил выражение ее лица в день расставания и понимал, что вряд ли возможно просто снять телефонную трубку и сказать: «Привет, Клер. Я вот тут немного подумал и решил, что тоже тебя люблю».

И тогда Себастьян снял трубку и позвонил отцу. Не то чтобы он считал Леонарда крупным специалистом в делах любви и отношений с женщинами. Но возможно, отец знал, что следует делать.

Клер копалась на чердаке в доме матери в поисках полога для кровати. Она уже объездила весь город, но так и не нашла ничего подходящего.