До сих пор Вершилову помнились слова Володи, бывшего в те годы еще достаточно простодушным, искренним, соответственно своему возрасту:

— Я женюсь только на богатой, чтобы у нее был папа куска на три.

— Что значит куска на три? — спросил Виктор, Володя ответил:

— Зарплата не меньше трехсот в месяц, а также, разумеется, весь современный ассортимент: квартира, машина, дача.

И добавил серьезно:

— А еще хочу, чтобы она была сильной, чтобы могла пробежать стометровку за пятнадцать секунд, тогда я уже буду уверен, что она не будет филонить, а будет вкалывать так, как следует!

— А чтобы была красивая, хочешь? — спросил Виктор.

— Ну, это само собой разумеется, на некрасивой никогда не женюсь, — ответил Володя.

Спустя годы Вареников, как водится, женился, но жена его вовсе не отличалась красотой; безликое, тихое, абсолютно порабощенное им создание. Впрочем, может быть, когда-то она и была красивой? А жизнь с Варениковым начисто стерла следы былой красоты? И так может быть, хотя доктора Вареникова нельзя было назвать плохим мужем.

Он был заботлив, внимателен, отличался необычайной хозяйственностью.

У него было несколько жизненных постулатов, он старался строго придерживаться и равняться на них во всем. Первое правило — никогда никому не одалживать денег: кредит, как известно, портит отношения, а Вареников не любил портить отношения с кем-либо. Не рентабельно, может дурно отозваться в будущем, ведь кто знает, как повернется жизнь.

Второе — записываться во все, какие только бывают, очереди. И пусть продают что угодно, даже бесспорно ненужное ему — печные заслонки, импортный мебельный гарнитур, гречневую крупу, гусиные яйца, собачьи ошейники, зубную пасту, лак для волос, техническое стекло, ватные одеяла, газовые плиты, ледорубы для альпинистов, пластмассовые, а также надувные детские игрушки, все равно что, на всякий случай следует встать в очередь, вернее, записаться в нее.

А дальше — будет видно, может быть, и в самом деле что-то пригодится в жизни, найдет свое применение.

Он не любил свою работу, но никому не признавался в этом.

Лишь однажды, внезапно расслабившись, — изредка с ним случалось такое, — сказал жене:

— Я ведь стал врачом случайно.

— Как — случайно? — удивилась жена.

— Просто был блат именно в мединститут, а больше никуда.

— А тебе куда-нибудь хотелось пойти учиться? — спросила жена.

Вареников ответил, не задумываясь:

— Нет, никуда, мне вообще решительно все равно было, где просиживать штаны…

Одно тянуло за собой другое, он не любил свою работу и, в лучшем случае, был равнодушен к больным. Иной раз они здорово досаждали ему своими назойливыми расспросами, постоянным недовольством врачами и сестрами, неукротимым, нескрываемым страхом смерти.

Его коллеги были неинтересны ему, как, впрочем, и почти все остальные люди. Правда, с известной категорией лиц он бывал неизменно любезен, внимателен, искренне стремился быть полезным; эти люди, в чем-то нужные ему, являлись представителями самых разнообразных профессий — жестянщик и механик из автосервиса, директор гастронома, управдом, техник-смотритель, завсекцией «Мосодежда», садовод из подмосковной оранжереи и, само собой, начальство больницы, в которой он работал.

К примеру, садовод был ему нужен потому, что помогал раздобывать редкие сорта цветов, хорошие, плодоносящие ягодные кусты; это все для дачи, расположенной в одном из уютных подмосковных уголков, окруженной лесом, неподалеку от реки, с превосходной русской баней и парниками в саду, за которыми он преданно ухаживал.