На фоне темного неба снежные хлопья мешались с черными лепестками золы. Огонь яростно жрал прогнившие доски ветхих лачуг, даря нищей окраине свою пылающую роскошь. Втоптанный в грязь алый цветок огнеплюйки еще разбрасывал искры, и огонь разгорался сильнее, чадя смрадным дымом.

— Ииии! — вопль ужаса сменился надсадным кашлем, мечущаяся между огненных стен женщина обессиленно рухнула на колени.

Огонь затрещал — будто расхохотался.

— Нет… Умоляю! — прижимая к себе потерявшего сознание ребенка, выдохнула женщина сквозь лопнувшие от жара губы.

Пламя торжествующе взвыло, взмывая до темных небес и… распалось пополам. Мгновение женщина неверяще глядела в раскрывшийся в огне тоннель — и ринулась в него, все также крепко прижимая к себе ребенка. Вихрем пронеслась между пылающих стен, и захлебываясь счастливым воплем, рухнула в мокрый и холодный талый снег.

Из огненного тоннеля неспешно, будто на прогулке, вышли две дамы, и ни на миг не ускоряя шаг, углубились в охваченный бунтом город.

Двое в одинаковой зелено-желтой солдатской форме, рыча, катались по земле. Пробегающий мимо оборванец походя пырнул кривой заржавленной саблей, убивая разом и одного и второго.

— А что здесь, собственно, происходит? — полюбопытствовал мурлыкающий женский голос.

— Мразь вальеровскую бьем, чтоб им всем сдохнуть вслед за ихней поганой Вальерихой! Хватит, пожировали на нашей крови! — хрипло проорал оборванец.

— А чуть более подробно? — уточнил мурлыкающий голос… и только тогда оборванец обернулся, выставив перед собой ржавую саблю.

— Осторожнее, любезнейший. — взгляд сквозь круглые стеклышки золотого пенсне был таким строгим, что оборванец невольно попятился, чувствуя отчаянное желание спрятать саблю за спину, как в детстве рогатку. — Вальериха, дорогая, это дочь первого советника герцога Вальеро, супруга короля и мать наследника престола. Близость к трону заставила герцога несколько… увлечься.

Дамы проследовали сквозь кипящую схватку.

— Перепутал государственный карман с собственным?

— О, пока герцог потрошил казну королевства и карманы простолюдинов, его терпели, но покушение на традиционные права благородного сословия, а в особенности отказ делиться королевскими подрядами для мануфактур переполнили чашу народного гнева. — с издевательской серьезностью сказала Сова.

Глиняный шар ударил в фасад дома. Брызнули черепки, из расколовшегося снаряда вывалился неопрятный зеленый пучок. Развернулся, гибкие побеги хлестнули во все стороны. Цепляясь за барельефы игривых котят, поползли к верхним окнам и стремительно нырнули в дыры выбитых стекол. Изнутри послышались вопли и беспорядочная стрельба, тут же утонувшая в яростном реве хлынувшей в проулок толпы. Толпа была кое-как вооружена и разномастно одета, зато на рукавах у всех красовались голубые банты. С крыши и верхних этажей снова ударили выстрелы, почему-то невыносимо завоняло рыбой. Но побеги метнулись туда и выстрелы смолкли, сменившись пронзительными криками. Толпа хлынула к дому, в запертые двери ударили оружейные приклады…

Кошка неодобрительно зашипела, обнажая слишком острые для человека клыки:

— Можете не продолжать, дорогая. Если вон в том доме засели вальеровцы, то эти, с бантами…

— Гардеристы. — подсказала Сова. — Сторонники герцога Гардеро.

— Который точно знает, что лишь свержение подлого Вальеро и приход к власти его, благородного Гардеро, позволит ему не только сохранить свои мануфактуры, но и прибрать к рукам чужие. — закончила Кошка, поправляя потревоженный шальной пулей локон.