— Долбанутая! Тебя тот сьер видел, а я-то показываться не буду! Я ж при лавках суечусь, знаю, где торговые агенты секретные сведения столичным богачам оставляют. Вот и я тоже оставлю, будто от агента. — Пыря придвинулся к остальным так близко, что теперь трое мальчишек и Крыска стояли, чуть не упираясь друг в друга головами.

— Надуют… — засомневался Чуч.

— Всегда платят! — яростно мотнул головой Пыря. — Один раз надуют — слухи пойдут, больше им никто ничего не расскажет. А потом, если и правда заваруха начнется, никто и искать не станет.

— Рискованно… — кусая губы, пробормотал Мартин. — Ты знаешь, значит, и другие могут знать.

— Один раз рискнем, дальше можно будет не бояться: ни за Чуча, ни за Крыску, ни за нас с тобой!

— Вы… вы что задумали? — оставшаяся за бортом этого совещания Булка вдруг с силой дернула Мартина за шарф, и нахально раздвинув мальчишек плечами, влезла в середину. На нее смотрели с изумлением, кажется, остальные и вовсе забыли о ее существовании. — А если эти ваши торговцы… — в голосе девочки мелькнуло истинное аристократическое презрение к не знающим чести торгашам. — Если они донесут в Тайную Службу? Или герцогу?

— Да пусть герцог этих заговорщиков хоть с кашей съест, нам-то что? — отмахнулся Мартин.

— А то, что доносить — низко!

— Так мы ж и есть — низкое сословие. — ничуть не проникся ее гневом Мартин. — Это высшему сословию положено думать… о высоком.

— Как залезть повыше и на всех остальных сверху харкнуть погуще. — меланхолично закончил Чуч.

— Благородные люди Овернии борются с герцогским произволом и попранием прав…

Уже выбравшийся из-за укрывшего их прилавка Мартин остановился. И обернулся.

— Повтори, пожалуйста. — глядя на Булку сверху вниз, очень вежливо попросил он.

— Права… благородного сословия… герцог… попирает… — Булка тоже остановилась, запрокинув голову и зачарованно глядя мальчишке в глаза. А он симпатичный… красивый даже… если отмыть. Спас… Куртку отдать это тоже, и впрямь, благородно. Совсем как в романах, что любила гувернантка, даром что мальчишка сословия самого низкого.

— И какие же именно права благородного сословия попирает герцог? — еще вежливей поинтересовался Мартин.

Булка преисполнилась важности, намереваясь повторить всё, что обрывками слышала под дверями гостиной, как физиономия мальчишки вдруг утратила всякое благородство, став неимоверно ехидной, и он протянул:

— Право топить девочек в колодце? Так судя по вам с Крыской нормально все, притопили за милую душу. — повернулся и зашагал дальше по стремительно пустеющему рынку.

Остальные со смешками и перемигиваниями последовали за ним. Булка ринулась вдогонку.

— Так вы что… за герцога? — хватая Мартина за локоть, сквозь стиснутые зубы процедила она.

— Что одни блаародные, что другие. — согласно пробурчала Крыска. — Все равно — падаль.

— Да вы… как можете… — задохнулась от гнева Булка. — Так говорить! Про людей, которых вы совсем не знаете!

— Чего же мы о них не знаем? — глаза Мартина сузились от злости. — Как за дырявую крышу над головой и миску пустой похлебки блаародные благотворители девчонок, как Крыска, в бордели отправляют, отрабатывать? А там другие блаародные сьеры умучивают их до смерти за деньги меньше, чем твоя кукла стоит? Или как у блаародных на мануфактурах яму копают, чтоб туда трупы подохших у станков скидывать? А как наполнится, зарывают и рядом новую выкапывают? Или как сьерики-офицерики с купленным за папашкины соверны званиями солдат насмерть кладут? А потом, пока тех падальщики доедают, с врагом пьянствуют — «по блаародным правилам ведения войны»! — совершенно издевательским тоном передразнил он.