|
То есть репортёришки. Есть даже какие-то богачи в Канаде. Однофамильцы, — смеётся Митя. Но бабушка его свято отстаивает генеалогические линии. Наталья редко, но всё-таки у Мити бывает. Книг много, но как-то постаринному всё. Бабушка, Юлия Николаевна, похожа на львицу: нос короткий, голова крупная, лицо властное. Жену Мити — кошечку грациозную — она прихлопнула одной лапой. Митя, конечно, сглупил. Фифочка такая: ах, Дмитрий, сделай мне портрет на фоне вот того куста шиповника. И чтобы я — в розовых тонах. Бывают дуры, но такие!.. Она всё заставляла его халтурить в ущерб учебе в институте, на шубу ей и другие шмотки деньги зарабатывать. Бесполезно. Митя — кремень. На вечность пашет. И не разберешь порой, что у него на картине, — а завораживает. А бабушку свою он обожает, как Миша Лермонтов свою. Советуется с ней, отпрашивается у неё. Забавно. Наталья, откровенно говоря, всего этого не понимает. Ну, и она свою старушенцию любит, но нормально. В умеренных пределах. Та ворчит, иногда мешает, порой запрещает поздно приходить. Наталья, конечно, всё равно всё делает по-своему. Но не возражает, если мать старушку забирает на праздники или так, на недельку-две погостить.
— …А это почему у меня глаза разные? Один — какойто зелёный? У меня же карие?.. — Реалистичная ты моя! — он смеётся. — Понятно, просто в одном моём зрачке уместилось лето! …Лето… как пахнет травой, как пахнет водой, зелёные стаи кустов проносятся над твоей головой, ещё не созрела черёмуха, но мальчишки уже качаются на ее ветках… кто это? Это корова, не бойся, она просто сюда забрела, помнишь, как рисуют в детских книжках: у коровы длинные, загнутые ресницы… Как мои… меня… Твои? Да. Пусть будет так. Ты нахал. Немножко. Лето, лето, если смотреть снизу, с песка, то все девушки длинноноги. Вот, противное облако, оно закрыло солнце! Не бойся, сейчас оно снова покажется. Точно!.. лето, лето, вон парус твой, твой листик зелёный, твой голубой парашют, твоя серебристая рыбка, твоя золотая слеза далеко-далеко уплывает, о, как ты волнуешься, что ты, река, всё вернётся опять… Никогда бы я не подумала, что бывают такие мохнатые, ужас. Шерстяной человек… Вновь, река, ты уносишь меня по волнистой дороге своей, по струящейся, по золотой, по смеющейся и голубой, по дороге, дороге своей… А тебе нравится грудь вон той женщины?.. Они вернулись с пляжа. Наталья и Митя. Их общая бабушка, Елена Андреевна, умерла полтора года назад, её похоронили в дождливый январский день, вот, случился дождь в середине зимы, и не стало на даче нехлопотливого её дозора — но остался комод, в котором почему-то все ящички были закрыты на ключ. А ключа, разумеется, не было. — Надо спросить у отца, — сказала Наталья, сняв мокрый купальник и накинув полосатый халат. Послезавтра она уедет, торопливо скидав платья, юбки, блузки и прочее в сумку, забыв лишь сине-красный халат, а сегодня они будут вечером все вместе есть клубнику, купленную на дачном рынке. В саду у них, который не здесь, а совсем в другом месте, в Бибихе, далеко, возможно, и произрастает ягодка, но садом занимается жена Сергея Тома. Как вас звать? Тома. И этим всё сказано. Так определяет её Митя. Худой, длинный, он на голову выше брата. Тома кличет Дмитрия жердью. — Спроси лучше у Сергея. Он знает, скорее всего, где может быть ключ. — Я спрашивала, он сказал — никто никогда комода не открывал. — Детективная пьеса. — Митя раскачивается в кресле, вытянув ноги и покуривая, — в таких пьесах обычно чтото должен знать мальчик. Вот и он! Сын и внук, племянник и… — Просто Кир! — Кирилка, ты не видел ключа от комода? — Надо спросить у папы. — Спрашивал. — Тогда у деда. — У деда? — Угу. |
