Но на шоссе, не обращая внимания на Сашкины испуганные сигналы, обошел его и погнал безглазую машину вперед.

«С ветерком» доедем, — усмехнулся про себя Кока. — Если доедем. Если они там больше ничего не отвинтили... Никак мой Чугунок не остынет. Но шоферит неплохо».

Вдруг дико захотелось есть. А ведь, помнится, он что-то рассовывал по карманам, уходя сегодня из дома. Пошарил — попались две конфеты.

— Сидор Ефимыч, хотите червяка заморить?

Чугунов механически сунул конфету в рот.

— Мой любимый сорт, — пояснил Кока. — «На-кось, выкуси!» То бишь, «Ну-ка, отними!» — поправился он, вспомнив, что Чугунов никогда не понимал его юмора.

На старика постепенно наваливалась усталость и задумчивость. Он больше не гнал. Один раз надолго застрял перед зеленым светом, потом спохватился, вяло матюгнулся и сказал сам себе с грызущей тоской:

— Рази можно их сажа-ать?! Сгинут...

И добавил что-то про задницы, которые надо крапивой. Потом мрачно продолжил: — Завтра явятся эти... жу-чки. Кончай без меня. Радикулит что-то... Надо полежать. Как там у вас нынче — на поруки или еще что... Со Спицей будет отдельный разговор, как выйду. А про этих пиши постановления, дескать, в изоляции не нуждаются, материальный ущерб возместят... и все такое...

И внезапно с последним всплеском ярости гаркнул:

— Чтоб, когда я приду, духу их в райотделе не было!

Машина дернулась и покатилась прочь. Сзади увечья ее были почти незаметны. Кока стоял на краю тротуара, пока красные огоньки не растаяли в метели.

ОТДЕЛЬНОЕ ТРЕБОВАНИЕ

Дерево, за которым он встанет, — высоченный корявый дуб у дороги — Стрепетов приметил еще засветло и теперь прошел к нему напрямик по росе через редкий подлесок. Дойдя, он поискал глазами куст, куда заткнул казенный ИЖ. Куст угрюмо чернел, уплотненный телом мотоцикла, и оттуда резко потягивало бензином. Стрепетов ощупал и облазил карманы, чтобы руки сами запомнили, где что лежит. Потом, помедлив, снял с предохранителя пистолет. Сухой щелчок. Теперь все. Оставалось ждать. Даже курить было поздно.

Он стоял, привалясь плечом к стволу. Левым плечом, так было удобнее, потому что правая рука была занята, она не выпускала пистолета.

До сих пор ему доводилось пользоваться оружием только в тире. Занятие оглушительное и веселое — когда в мишень. А здесь не тир: если придется стрелять, то всерьез. Но в глубине души Стрепетов еще надеялся, что как-нибудь обойдется. Задержал же Чугун однажды, идя с пляжа, вооруженного преступника голыми руками... А этот, может, и невооружен: откуда ему знать, что я жду его?..

Да, предстоявшее было уж слишком неожиданным. Незаметно оно затесалось с утра в обычный рабочий день, притворившись пустяком, и вот — на тебе, пустяк!..

Луна вырвалась из облаков, тени налились тяжестью, прилегли к земле, и дорога открылась почти до поворота. Там, на границе полной тьмы, Стрепетову почудилось движение.

Шли двое. Уже было видно, что один большой и грузный, другой щупловатый, в светлой рубашке. Уже различимо донеслось несколько слов. Ближе. Ближе. Рядом. Стрепетов все стоял за своим деревом.

Он очутился на обочине как раз тогда, когда идущие были ближе всего, но еще не могли достать его одним скачком; он крикнул, приказывая остановиться; столбик света прыгнул с лица на лицо, подтверждая, что ошибки нет, и тотчас погас, пока глаза не успели к нему привыкнуть... Но тут они опомнились и ринулись назад, взбивая подошвами пыль. «Стой!» — Стрепетов крикнул и выстрелил в воздух. Выстрел словно отбросил друг от друга тех двоих, бежавших до этого плечом к плечу. Грузный кинулся в поле; тот, что в светлой рубашке — к лесу.