— Вы его видели? — повторила она.

— Совсем свихнулся, — сказал он. — Устроил беспорядки в ресторане «Рубикон». Хотел закатить там банкет для всех лондонских попрошаек.

— Вы его видели? Он здоров? Ему там плохо? Что они с ним сделали?

— Да не оглушай ты меня вопросами, Крисси. Нельзя же так перескакивать с одного на другое. Я же тебе сообщил в моем письме, что ездил к нему. Они его вызвали, и он вышел ко мне в маленькую комнату.

— Но где это было? Где эта больница?

— Сядь-ка и поуспокойся, девочка. Не могу я отвечать на все эти вопросы сразу.

— Где вы его видели? На Гиффорд-стрит?

— Да. А то где же? Они собирались его перевести.

— Куда?

— Наверно, в какой-нибудь приют.

— В Каммердаун-Хилл?

— Пожалуй, что и так. Да, они сказали — в Каммердаун-Хилл. Ну, он вышел ко мне. Выглядел совсем как всегда. Ну, может, чуть больше обалделым. Пока не посмотрел на меня, а тогда вроде как вздрогнул и сказал: «Я вас не знаю», — сказал он. Вот прямо так.

— Ну, ничего сумасшедшего в этом нет. А вид у него был сумасшедшим или не был? Наверное, ему не хотелось разговаривать с вами. После всего, что говорилось неприятного.

— Может, и так. Ну, я ему сказал: «Как так, не знаешь меня, — говорю, — старину Сэма Уиджери, которому ты подсиропил свою прачечную?» Вот так и сказал — ну, в шутку. По-хорошему, но эдак с юморком. «Я вас не знаю», — говорит, он и хочет уйти. «Погоди-ка», — говорю я и беру его за плечо. «Ты низкий хнычущий мошенник, — говорит он мне, и вроде как пытается меня отпихнуть. — Ты любую прачечную погубишь». Это он-то — мне, а я прачечным делом занимался за десяток лет до того, как он женился на твоей бедной матери. «Хнычущий да в своем уме, — говорю, — мистер Альберт-Эдвард Примби». А он вроде выпрямился. «Саргум, — говорит. — Будьте так добры»…

— Саргон, — поправила Кристина-Альберта.

— Может, и так. А вроде бы «Саргум». Ну, Саргум, и больше никаких. Совсем на этом свихнулся. Я еще попробовал поговорить, да толку что? Ничего дельного или хоть простого я от него не добился. Начал мне угрожать бастинадой, что это там ни есть. Я попросил его не выражаться. «С меня хватит», — говорю санитару, ну, он его и увел. Вот мы и развязались с ним, Крисси.

— Развязались с ним?

— Развязались. А что можно сделать?

— Все! У него был очень несчастный вид? Испуганный, словно с ним плохо обращаются?

— Это с какой стати? Они заботятся о нем как надо и навредить он себе не может.

— Вы уверены, что он выглядел… безмятежным?

— Может, немножко усталым, что ли. Так это от того, что у него в голове творится, так мне думается. Но он там, где ему и надо быть, Крисси. Вот так. Из того, что мистер Пантер сказал, выходить одно: не надо нам вмешиваться. Есть у него все, что ему требуется, живет он на денежки налогоплательщиков. Нам надо о себе подумать. Об этой полоумной затее с привилегированными акциями, которые он прачечной навязал. Вот это — срочное дело. Это ведь выходит почти пятьсот фунтов в год по нынешнему положению вещей. Почти десять фунтов в неделю. Ни одна прачечная в Лондоне такого не выдержит.

— Я должна повидать папочку, — сказала Кристина-Альберта. — Не верю, будто ему так уж хорошо.