Он заговорил о своих студенческих днях, когда медички были еще новинкой, а затем перешел к предрассудкам своего отца, к тому, как тот обращался с его матерью, и к дням своего детства. Вскоре они уже обменивались воспоминаниями о детских иллюзиях и фантазиях. Непринужденность, с какой он говорил, заставила ее забыть о разнице в их возрасте. Он рассказывал ей о себе, признав ее право узнать о нем побольше. С дружеским интересом он слушал все, что она сочла нужным сообщить ему о своем папочке и о себе — своих впечатлениях и немногих приключениях, которые выпали на ее долю, как студентки из пригорода. Они разделяли радость, которую доставляла им замешанная на доброте нелепость Пола Лэмбоуна. Вскоре она сообразила предложить ему выпить. От Крамов остались бутылка пива и сифон содовой. Но Дивайзис попросил чаю и помог ей поставить чайник. А тем временем взаимные исследования продолжались. И в разговоре их взаимная симпатия обогащалась, становилась глубже. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с таким дружеским и обаятельным любопытством. У нее были друзья, но такого дружеского чувства она прежде не знала. У нее был любовник, но о подобной близости она понятия не имела.

Он ушел во втором часу ночи.

Разговор иссякал. Дивайзис несколько секунд просидел в задумчивости.

— Мне пора, — сказал он и встал.

Они посмотрели друг на друга, не находя нужных слов для прощания.

— Было так чудесно разговаривать с вами, — сказала она.

— Это чудо — найти вас.

Новая пауза.

— Для меня это очень много, — сказала она неловко.

— Мы еще поговорим… много раз, — сказал он.

Он хотел назвать ее «моя милая», но нелепая стеснительность помешала ему. А она догадалась о несказанном.

В коридоре она остановилась перед ним, выпрямившись, с румянцем на щеках, с сияющими глазами, и он удивился, что не счел ее красавицей с самого начала.

— Пока до свидания, — сказал он, улыбнулся ей серьезной улыбкой, взял ее руку и задержал в своей.

— Спокойной ночи, — сказала она, поколебалась, открыла перед ним зеленую дверь и постояла, глядя, как он идет через подворье.

В дальнем конце он обернулся, помахал ей и скрылся за углом.

— Спокойной ночи, — прошептала она, вздрогнула и посмотрела по сторонам, словно опасаясь, что кто-то может подслушать ее мысли.

Отец. Ее отец!

Так значит, настоящие отцы заставляют тебя словно светиться внутри.

Он оставил ее натянутой точно скрипичную струну, на которой неподвижно лежит смычок. А вот папочку, который не был ее отцом, она бы крепко обняла и расцеловала.

Глава II

Как Бобби украл сумасшедшего

Человек может быть знатоком психологии, но не заметить самых многозначительных деталей при детективном расследовании. Директор Каммердаун-Хилла подумал было, что фамилия посетителя Саргона была не Уиджери. Ему казалось, что она была Гудчайлд или что-то в этом роде. Но поскольку в мире Кристины-Альберты не было ни одного известного ей Гудчайлда, ни она, ни Дивайзис не позаботились разобраться поподробнее. И ни она, ни Дивайзис не спросили себя, для чего Сэму Уиджери было навещать своего родственника во второй раз. А он его и не навестил. В тот вторник Саргона навестил молодой человек — много моложе Уиджери; он облыжно выдал себя за племянника Саргона и сообщил, что зовут его Робин Гудчайлд. На самом деле его звали Роберт Рутинг, и явился он с единственной целью — извлечь Саргона из приюта как можно быстрее, потому что ему была невыносима мысль, что Саргон находится там.