– Интересный подход, – улыбнулся Илья. – Думаю, большинство архитекторов поспорило бы с вами.

– Возможно. У стен есть память, которую они проносят сквозь десятилетия и даже века. У новых зданий ее нет и быть не может.

– И вот тут мы подходим к следующему вопросу. Если вы верите в эту историческую память, то зачем решили сделать из больницы отель? Тем более что многие горожане были против. Где же тут бережный подход, о котором вы говорили?

Хозяин кабинета свел брови к переносице – вопрос его явно задел. Калинин кашлянул, покосившись на Илью, и поспешно проговорил:

– Это в статью не войдет, если вы не захотите. Мы все отредактируем по вашему желанию!

Гусаров пожевал губами.

– Извините, но я как раз думаю, что стоит затронуть этот момент, – мягко проговорил Илья. – Если у кого-то осталось непонимание или вопросы, это хороший шанс все объяснить именно в той тональности, какая вам будет нужна.

Ресторатор взглянул на Илью с новым интересом, как будто впервые увидел.

– Парень прав! – Он сцепил руки в замок и качнул головой. – Можем объяснить, если кому не понятно. Были моменты, о которых неизвестно широкой публике. Здание Петровской больницы находилось в аварийном состоянии, в городском бюджете не было денег на реставрацию и восстановление. Вариантов было два: снести или оставить медленно ветшать и разрушаться. Вот интересно, захотели бы те, кто горячо протестовали против отеля, выложить из своих карманов деньги на восстановление? Согласились бы на дополнительный налог? Полагаю, ответ очевиден. А здание сохранить в том виде, в каком оно было построено, хотелось всем. И что же делает плохой, злой Гусаров? Выкладывает из собственного кармана миллионы, выкупает здание, пополнив тем самым городскую казну, а потом на собственные деньги проводит реставрационные работы. В результате исторический вид здания сохранен – всем на радость. Да, изменилась функция – теперь это не больница. Но все же, в сухом остатке, что важнее: сохранить здание, спасти его от гибели и разрушения, или оставить умирать, но не дать разместить в нем что-то, кроме лечебного учреждения?

Гусаров говорил гладко и чрезвычайно убедительно, но Илья чувствовал в его словах подвох, просто не мог понять, в чем он заключается. Спорить с ним, конечно, не стал, сделал вид, что принимает и соглашается.

Было и еще кое-что. Отвечая на острый вопрос, Гусаров впервые проявлял истинные эмоции, которые ему, кажется, было сложно держать под контролем. До этого он говорил гладко, рассказывал о своей жизни, работе, о том, почему решил заняться не только ресторанным, но и гостиничным бизнесом, правильными, заученными, гладкими фразами; даже шутил вроде бы и остроумно, но не спонтанно, а продуманно.

Тут же наружу пробилось живое, непосредственное чувство – то, чего Илья и ждал. Только вот ему показалось, что в интонациях появилось нечто напоминающее отчаяние, растерянность, словно Гусаров не Илью убеждал, а сам себя. Только вот в чем? В том, что купить здание не было ошибкой?

– Туристы уже начали бронировать места в отеле, – говорил тем временем Гусаров. – Первые наши гости заедут в декабре, кроме того, мы планируем устроить новогоднюю вечеринку с приглашением большого количества именитых гостей, популярных в нашем городе людей. Сейчас в «Петровском» уже заканчиваются отделочные работы, и к услугам…

Расписывая услуги для постояльцев, говоря о всевозможных «фишках» и «новациях». Гусаров успокоился, обрел почву под ногами и вновь заговорил в привычном темпе, принялся жонглировать круглыми гладкими фразами.

То, о чем он вещал, было уже не столь интересно, поэтому Илья особо не вслушивался – диктофон все равно все запишет.