Был сделан аборт, и оперуполномоченный изгнан из ее жизни.
Светлое и долгое будущее, черт возьми!..
Он потом много думал. Много и как-то.., мучительно очень. Навзрыд, если можно так выразиться о мыслях.
От мыслей его тошнило, наизнанку выворачивало, но он продолжал думать.
Он думал, что мог бы жениться на прелестной, нежной и доброй девушке и прожить всю жизнь с крокодилицей, ничего об этом не подозревая! Он никогда бы ничего не узнал о крокодилице!
«Никогда» — интересное слово. Под стать «вечности».
Он бы и помер ее мужем, в полной уверенности, что они «хорошо прожили», потому что чужая душа потемки! И лучше в них вообще не лезть, в эти потемки, особенно с фонарем, ибо чудовища, привычные к потемкам, пожрут тебя, как только ты к ним сунешься!
Его и пожрали чудовища. Его и его ребенка. А он даже не знал, мальчик там был или девочка!.. Не довелось узнать.
Самое главное в жизни, понял Максим Вавилов, это никакая не любовь, избави бог! Самое главное — это опыт, вот что он понял. Человек не может воспользеваться опытом тех, кто жил до него, шатался по миру и получал какой-то свой собственный, отдельный опыт. У человека есть шанс научиться и, самое главное, понять, чему именно он должен учиться — жизни с крокодилами или жизни с людьми, а для этого необходимо отличать людей от крокодилов, и все, круг замкнулся.
Я не могу жить с людьми, потому что я теперь не понимаю, люди они или крокодилы. Я буду один, пока не научусь в этом разбираться. Может быть, этого не произойдет никогда, и, вероятно, именно поэтому личности посильнее меня ударялись в монашество и схимничество. Потому что они боялись крокодилов, что совершенно естественно для людей!.. Я никогда не смогу никому доверять, я все время буду ждать подвоха, и самых лучших из людей я стану подозревать в том, что они.., крокодилы.
Интересно, свидетельница Екатерина Михайловна крокодил или просто дурочка? Или сильно напугана? Или не в себе? Впрочем, его это решительно не касается!..
В это самое время подбежал лейтенант Бобров, увлек его в сторону от свидетельницы и зашептал на ухо, что в палатке, ясное дело, никаких трупов не видали, и он, Бобров, проверил: из окошечка лавку, под которой лежал голый покойник, не видно. Зато гаишники возле палатки останавливались и брали жвачку, сушеного кальмара и пиво. Пива взяли четыре банки, по числу присутствующих в машине. Кальмаров взяли восемь пакетов, а жвачки несчитано, потому что им сдачу жвачкой дали. Десяток не было.
— При чем тут гаишники? — не понял Максим Вавилов.
— Да они на перекрестке стояли! — торжествующе заключил Бобров. — Они взяли пива и кальмаров и на перекрестке встали с радаром. Прямо под светофором. Потому что ночью светофор на мигалку переключается, и все летят, как на крыльях!
Гаишники, тупо подумал Максим Вавилов. На перекрестке стояли гаишники.
— Искать надо гаишников этих, — вслух сказал он. — Давай, Вова, звони, ищи их! Кто у нас район Сиреневого патрулирует? Четырнадцатый дивизион? Кто там у нас заправляет? Цветков? Давай, звони Цветкову!..
Значит, труп из машины вывалили где попало, потому что гаишники стояли на перекрестке, не ровен час, от скуки да с пивка могли остановить, проверочку произвести, а в салоне труп мужика голого в наручниках! Неувязочка получается, так ведь?!
Только куда его везли по Сиреневому? В область? Тут до области, как до Китая пешком! В глухие нежилые дворы? Тут отродясь таких не было, потому что район сплошь застроен пятиэтажками времен Никиты Сергеевича Хрущева, отца русской демократии и разоблачителя отца русской тирании! На помойку?
Где здесь большая помойка, Вавилов не знал. Впрочем, везти туда труп резону никакого нету. На помойке всегда кто-нибудь обретается — нищие, бомжи и бомжихи, пацаны из микрорайона, пьянчужка-бульдозерист, который третьего дня мусор бульдозером ровнял и заодно завел полезные знакомства, чтобы было с кем выпить-закусить. |