Я пожимаю плечами.

— Для куклы-убийцы — вполне.

— Зря я её так описал, — бурчит Дэниел.

Я качаю головой в притворном сочувствии.

— И правда, ты поступил опрометчиво.

Он смеётся, и мы направляемся к лифтам в противоположном конце вестибюля. Стоит мне только подумать, что я привыкла к роскоши «Руби», как меня вновь ослепляет какая-нибудь хрустальная безделушка или картинка, которых я раньше не замечала.

— Маме бы тут понравилось, — говорю я сама себе. Но как только эти слова срываются с моего языка, Дэниел прочищает горло, яростно поправляя своё полотенце.

— Я замёрз, — сухо говорит он. — Пойду переоденусь.

Он уходит вперёд, оставляя меня позади в молчании. Мне хочется закричать ему, что я тоже по ней скучаю. И мне тоже больно. Но Дэниел терпеть не может, когда я говорю о маме, так что я закрываю рот и следую за ним.

Мы идём через вестибюль, портье сидит за своим столом, что-то печатая в компьютере. Мы с Дэниелом заходим в лифт и нажимаем каждый кнопку своего этажа, не глядя друг на друга. Кеннет поднимает глаза.

— Какие у тебя планы на вечер? — запивая мясо глотком красного вина, спрашивает его отец. Я всё ещё пытаюсь привыкнуть к нему вот такому. Его волнистые с проседью волосы уложены при помощи геля или мусса в старомодную причёску. Он чисто выбрит, на щеках розовеет румянец. Но самое странное в том, что папа снова проявляет к нам интерес.

— Не знаю, — отвечает Дэниел, поднимая ножку жареной курицы. — Может, позже встречусь с Кэтрин, ну а пока позанимаюсь в спортзале. А ты?

— Я получил приглашение на сегодняшнюю вечеринку в банкетном зале. — Наш отец смеётся и делает глоток вина. — Не помню даже, когда последний раз бывал на подобных торжественных мероприятиях. Скорее всего, это была моя свадьба.

Я опускаю глаза на белую льняную скатерть. То, как он сказал это, — словно его совместное с мамой прошлое было какими-то обыденными воспоминаниями — причиняет боль. Я жду реакции Дэниела.

— Ты собираешься пойти на вечеринку? — с напряжением в голосе спрашивает он отца. Дэниел явно раздражён упоминанием мамы, но, как обычно, предпочитает пропустить это мимо ушей. Если он не признает того, что она умерла, то сможет избежать боли. По крайней мере, именно так он однажды мне заявил.

— Да, подумал, выпью немного, — отвечает папа. — Ты тоже должен пойти. Наверняка ты тоже получил приглашение?

Дэниел морщится.

— Да, но не уверен, что мне там понравится. Ведь соберутся одни дряхлые старики, разве нет?

— Не только. — Папа смеётся. — Но я присоединюсь к представителям старшего поколения.

Он забавный. Я уже и забыла об этом. Дэниел улыбается, и внезапно я оказываюсь лишней в этом семейном союзе.

— А мне не прислали приглашения, — чувствуя себя ущемлённой, говорю я.

Дэниел усмехается.

— Наверное, ты кого-то очень разозлила.

— Ну и ладно. Я всё равно туда не собиралась. Что за радость всю ночь провести на какой-то чопорной вечеринке? А этот мужик за стойкой регистрации, Кеннет? Тот ещё придурок! Уж лучше я сама найду, чем развлечься.

Рука отца напряжённо сжимает бокал, и он делает глоток вина.

— Тогда, наверное, мне лучше предупредить обслуживающий персонал, — говорит он сквозь сжатые губы. — В твои развлечения входит и порча имущества.

Эти слова словно пощёчина, порция суровой реальности для того сказочного покоя, что мы обрели в этом отеле. Я быстро моргаю, униженная. Разозлённая. Отец начинает извиняться, но Дэниел бросает еду, вытирает руки о салфетку и отодвигается на стуле, как будто мы сейчас собираемся уходить.

Папа никогда не ждал объяснений о той вечеринке у нас дома, из-за которой и решил отослать нас с Дэниелом.