А потом парень смахнул с каминной полки все рамки с фотографиями, и они полетели на пол. Разбились на мелкие острые стеклянные осколки и клочки бумаги. Я застонала и упала на колени, все фотографии моей мамы были уничтожены.

Всё рушилось. Мне нужна была мама. Я закричала об этом; кричала оставшимся гостям, которые таращились на меня выпученными глазами.

— Мне нужна моя мама! — вырывая волосы на голове, безудержно орала я так громко, что полопались сосуды в глазах.

И тут вошёл мой отец. Мы никогда не говорили о том, что произошло. Он никогда не спрашивал, как я себя чувствовала.

— Отлично, папа, — говорит Дэниел с противоположного конца ресторанного столика. Он бросает салфетку на свою тарелку с едой, подходит ко мне и тянет меня за локоть. Я моргаю, по щекам катятся слёзы.

— Я не хотел, — искренне произносит отец. — Одри, прошу тебя…

— Приятного ужина, — отвечаю я дрожащим голосом и позволяю Дэниелу вывести меня из ресторана.

Уже в вестибюле, мой брат сгребает меня в объятия, да так крепко, что тяжело дышать. Потом он меня отпускает.

— Ох, ничего себе, — вытирая слёзы с лица, говорю я. — И спасибо.

Дэниел кивает и оглядывает вестибюль, словно понятия не имеет, что теперь со мной делать.

— Он не знал, — тихо говорит брат. — Я стараюсь не винить его, потому что он не понимал, что ты тоже умирала.

— Он не спрашивал.

Старая боль искажает черты лица Дэниела. В ту ночь меня спас он. Это мой брат, который вошёл в дом сразу за отцом, отвёз нас с Райаном в больницу, чтобы разобраться с его сотрясением. После того случая Райан едва мог смотреть в мою сторону, словно он увидел или услышал во мне то, что его напугало. И в итоге Дэниел был единственным, кто вообще смотрел на меня.

Мой брат опускает голову.

— Может быть, когда-нибудь ты расскажешь папе об этом.

— Может быть, — бормочу я и грустно улыбаюсь.

В фильмах всегда есть такие моменты, где герои выясняют, что они не понимали друг друга, что произошло недоразумение. Но не в реальной жизни. В реальной жизни очень сложно сказать кому-то, что ты его больше не любишь. И ещё сложнее сказать своему отцу, что не знаешь, как жить дальше. Моё горе украло мой голос.

Дэниел смотрит в сторону ресторана, наверняка думая о своём пропавшем ужине.

— Ты можешь вернуться, — говорю я ему. — Нет необходимости голодать из-за меня.

Он с сомнением смотрит на меня.

— Конечно есть. Я же твой брат. К тому же папина кредитка выдержит счёт за ужин в номере. Я просто мечтал попробовать лобстера.

Я смеюсь, и мы с Дэниелом идём к лифтам.

— Пожалуйста, пойдём на крышу со мной? — прошу я. — Я не хочу быть на людях одна.

Я далеко не такая коммуникабельная, как Дэниел. Мне привычнее общаться при поддержке его харизмы, когда основное внимание направлено не на меня, и я могу выбирать слова. Быть забавной. Сейчас же мне придётся придумывать всё на месте.

— Ну а как же та милашка-администратор? — спрашивает Дэниел, нажимая кнопку лифта. Двери тут же открываются. — Похоже, вы превосходно поладили. И ещё, Од, если ты помнишь, меня никто не приглашал.

— Ты просто бесишься, что она на тебя не запала.

— Немножко, — поправляет он меня. — Но ведь сегодня всего лишь среда.

Дэниел подмигивает, и я пихаю его в плечо, моё напряжение спало. Несмотря на этот эмоциональный срыв, я веселюсь. Не помню, когда такое было в последний раз.

Лифт останавливается на этаже Дэниела.

— У тебя всегда какие-то планы, — говорю я брату в надежде, что он передумает насчёт крыши. Он выходит и виновато пожимает плечами.

— Я очень привлекательный.