Поверьте, я ежедневно прошу Господа нашего и пречистую Деву коснуться вашего сердца и подвигнуть к насущно необходимым шагам. Срок, великодушно на то вам отпущенный, уже истекает. Во времена менее просвещенные с вами за подобную проволочку обошлись бы очень сурово, и даже ныне в Испании вы были бы поставлены в весьма неприятное положение. Разумеется, темные дни Торквемады[15] минули, но инквизиция там все еще не опустила своей карающей длани. Мы — существа слабые, нам мучительны даже страдания телесные, однако они ничто по сравнению с тем, что ждет наши души в аду. Не думайте, что вас обойдет эта чаша. Покайтесь сегодня, и вы избавитесь от будущих мук.

Но… довольно о том. В конце моего послания позвольте заверить вас, что я с нетерпением жду случая поговорить с вашей дочерью, дабы убедить ее сделать желания ниспосланного ей небесами супруга своими собственными и возлюбить закон его и кары его с тем же благоговейным трепетом, с каким мы трепещем перед бичом, очищающим нас от грехов.

С верою и молитвою остаюсь в мире сем вашим кузеном по крови и братом во Христе,

аббат Понтнеф, С.Дж.

ГЛАВА 7

В уютной столовой особняка д'Аржаньяков всяческие предлоги для поддержания беседы были давно исчерпаны. На своем конце стола Жервез открывал вторую бутылку бордо, не обращая никакого внимания на рыбное филе с грибами и свежим омаром, проваренным в масле. Ни это изысканное блюдо, ни два овощных салата, один из которых был приготовлен по-генуэзски, не могли отвлечь его от соблазнительного напитка. Он покосился на буфет, заставленный ожидавшими своей очереди закусками, и шумно вздохнул.

— В чем дело, Жервез? — спросила Клодия, бросив короткий взгляд на брата, сидевшего возле нее.

— Ничего, ничего…

Он поднял свой бокал и повертел его в пальцах, любуясь цветом вина.

— Просто время в хорошей компании идет чересчур быстро. Пробило девять, а я договорился с Ламбогаренном на десять. Пожалуй, покончить с ужином вам придется уже без меня. Уверен, брату с сестрой есть о чем поболтать с глазу на глаз. А если все уже пересказано, Клодия, что ж… вы можете перемыть мне косточки сызнова. Жалуйтесь на меня, если хотите, говорите, какой я черствый и вздорный… короче, делайте что угодно — мне все равно.

Покачиваясь, он стал было подниматься из-за стола, но непослушные ноги плохо его держали. Ему пришлось сесть, когда в помещение быстрым шагом вошел лакей и направился прямо к столу.

— В чем дело? — грозно потребовал объяснений Жервез.

Лакей, запинаясь, промямлил:

— Тут… принесли письмо, господин. Его… ведено передать лично в руки.

— Я прочту его в желтом салоне, — недовольным тоном сказал Жервез, припоминая проигранное пари. Шесть тысяч луи — высокая ставка. Лицо его стало мучительно багроветь. Откровенно говоря, спор вышел дурацкий. — Гусь должен был победить, — пробормотал он, восстанавливая в памяти гонку зайца с гусем. — У гуся ведь есть крылья.

— Дорогой? — произнесла Клодия с беспокойством.

— Прошу меня извинить, — осмелился прервать хозяев лакей, — но письмо не для графа. Его велено вручить маркизу де Монталье.

Робер с удивлением обернулся.

— Мне?

Сердце его испуганно екнуло. Не случилось ли чего плохого с Мадлен? Но что с ней может случиться в гостях у Шеню-Туреев?

— Спасибо, любезный.