Изменить размер шрифта - +

— Благодарю вас, мадам.

Сен-Жермен взглянул на Мадлен еще раз.

— Я в отчаянии, что не могу сопровождать вас в Сан-Дезэспор. Срочное дело отзывает меня из Парижа.

Он отступил на шаг, собираясь откланяться, но Мадлен остановила его.

— Граф, я… я весьма сожалею, что вы не едете с нами! И скучаю по нашим музыкальным занятиям.

— Я вскоре представлю на ваш суд несколько новых пьес. — Он оглядел зал. — Однако преданный вам барон возвращается. Его общество, несомненно, вас развлечет.

Ответом ему был умоляющий взгляд.

— Но… мы ведь еще увидимся?

Взгляд графа смягчился.

— Возможно.

К столу уже приближался сияющий де Турбедиг.

 

* * *

 

Текст писем Сен-Жермена к лакею и мажордому, писанных одновременно правой и левой рукой.

 

25 октября 1743 года.

 

Дорогой Роджер/Эркюль!

Мне придется покинуть Париж дня на четыре. В этот раз я еду верхом и один.

Если мое отсутствие будет замечено, говорите, что на то есть причины.

Через пять дней, если я не вернусь и от меня не будет известий, можете приступить к розыскам в оговоренном нами порядке. В случае надобности разрешаю прибегнуть к услугам Саттина, но ни при каких обстоятельствах не привлекайте кого-то еще. Обращаться к помощи светских властей или духовных лиц категорически запрещаю.

Завещание лежит в условленном месте. Там же оставлены распоряжения, как провести погребальный обряд. Вы вскроете эти конверты, если мое отсутствие продлится более трех недель.

Прошу отнестись к моим указаниям так, словно речь идет о спасении вашей души.

Сен-Жермен

(подпись, печать)

 

 

ГЛАВА 6

 

Даже сумрачный осенний денек не умалял радости скачки. Опавшие листья хрустели под копытами лошадей — граф Жервез д'Аржаньяк и его гости мчались за молодым оленем, хотя почти никого из них не заботило, будет благородное животное загнано или нет.

Мадлен неслась как маленький вихрь, опережая всех всадников корпуса на три и увеличивая разрыв. Встречный ветер жадно трепал багровую амазонку, глаза девушки светились весельем. Ее крупный поджарый английский скакун все наддавал, и она его поощряла. Скачка словно бы притупляла чувство гремящего одиночества, поселившееся в Мадлен с момента отъезда в Сан-Дезэспор. Впрочем, она убеждала себя, что тоскует лишь по Парижу.

Впереди возникла живая изгородь, и жеребец Мадлен с легкостью перескочил через нее. Через пару секунд это препятствие успешно преодолели и остальные всадники, за исключением шевалье Соммано, чья лошадь зацепилась за толстую ветку и сбросила седока. Шевалье кубарем полетел в кучу прелой листвы и тут же вскочил на ноги, оглушенный, но невредимый.

— Берегись! — прокричал де Ла Сеньи, пришпоривая своего огромного гнедого коня и нагоняя Мадлен.

— Вы нас ослепляете, мадемуазель. Какое изящество! Какая отвага!

Мадлен твердой рукой придержала своего жеребца — лес перед ней ощутимо густел, деревья смыкались.

— Прошу, не мешайте мне, сударь. Тропа слишком узка.

— Помешать вам? Но на это нет сил! Я совсем уморился, вас догоняя! — Де Ла Сеньи широко улыбнулся. — Вы потрясающая наездница.

— Это комплимент не мне, а моему отцу: все, что я умею, его заслуга.

Мадлен раздражала навязчивость де Ла Сеньи, и, если бы случай вышиб из седла и его, она бы была только рада.

Улыбка де Ла Сеньи сделалась шире.

— Ну-ну, не скромничайте, Мадлен. В вас больше таланта, чем школы.

Быстрый переход