- Теперь его надо толкнуть, - сказал он, бросил свой конец веревки и подошел к Джиму. Взяв его руку, он поставил шерифа за спиной недвижного тела. Сквозь интенсивный запах сгоревшей плоти явственно пробивался запах серы.

- Толкаем! - крикнул проповедник.

Тело оказалось мягким, как сырое тесто. Руки Джима глубоко ушли в черную желеобразную плоть и тут же ощутили неземной холод. Он надавил изо всех сил, но руки не чувствовали почти никакого сопротивления, просто тонули в этой фигуре, но тем не менее толчка оказалось достаточно, чтобы она качнулась и повалилась в огонь.

- Назад! - крикнул брат Элиас.

Чернота фигуры начала таять. Джим увидел, как на ее месте возникло нечто белое, блестящее и странно просвечивающее, и в следующий момент тело исчезло в одной долгой плотной вспышке красного цвета, и пламя костра стало кроваво-красным. Их окатило волной тошнотворно-дурного запаха.

Борющееся в пятнадцати футах от костра тело Брэда внезапно обмякло. Гордон какое-то время продолжал давить, но, поняв, что оно больше не оказывает сопротивления, ослабил нажим. Тут подбежал Джим. Они вдвоем подхватили на вилы безвольное тело, донесли до костра и бросили в огонь. Снова полыхнула красная вспышка, на сей раз не столь продолжительная, и тело исчезло.

Из разбитого носа брата Элиаса все еще текла кровь, оставляя пятна на костюме. Проповедник стоял перед пламенем, раскинув руки, и опять громко произносил слова на незнакомом языке. Красные языки костра, отражаясь бликами на мокром от крови лице проповедника, придавали его чертам какое-то неземное выражение. Пламя внезапно вспыхнуло и погасло. Костер вернулся в свое прежнее тлеющее состояние; горящее кольцо разлитой крови тоже потухло. Над дремлющей горкой отходов потянулись вверх густые клубы черного дыма.

Гордон вспомнил, что на шее болтается фотокамера. Корпус оказался разбит, объектив треснул, пленка, очевидно, засветилась, и надеяться на получение фотографий было излишне.

Дым поднимался вверх, загораживая лучи солнца. Казалось, он застилает все небо. Огонь практически погас, но клубы черного дыма становились все гуще. Несмотря на полное безветрие, вершина столба начала вытягиваться, приобретая форму когтистой лапы.

Брат Элиас поднял коробку с оставшимися бутылками с кровью.

- У нас еще много дел, - произнес Он. - Это еще не конец. Пошли. Нам пора ехать.

- На Молочную ферму, - сказал шериф.

- Да, на Молочную ферму, - кивнул брат Элиас. Гордон подошел к ним, поддерживая ослабевшего отца Эндрюса.

- Одно из них прыгнуло и цапнуло его в руку, - сказал он.

Брат Элиас взял кисть священника и сильно сжал. Отец Эндрюс вскрикнул, но когда проповедник отнял руку, кровотечение прекратилось.

- Вы должны быть сильным, - сказал брат Элиас. - Сейчас Бог нуждается в вас.

Все четверо пошли к машинам.

- Поедем на одном, - решил Джим. - Будет тесновато, но нельзя допустить никаких случайностей.

Джим сел за руль, остальные начали размещаться в пикапе, но брат Элиас задержался. Подняв с земли старую газету, он чиркнул зажигалкой, подождал, пока она загорелась, и бросил на землю. Пламя тут же перебежало на другую газету, с нее - на сухие ветки. И только после этого проповедник сел в машину. Джим завел двигатель.

- Хотите так оставить? - спросил Гордон.

- Когда огонь сделает свое дело, появятся лесники и потушат, - кивнул проповедник.

Огонь добрался до бессознательно скрючившегося тельца и мгновенно поглотил его.

Джим начал подавать машину задом. Под колесами хлюпали маленькие тельца, хрустели кости. Никто не обращал на это внимания. Пикап развернулся и поехал прочь от свалки.

Не успели он добраться до шоссе, как за спиной прогремел мощный взрыв. Это огонь добрался до грузовика Брэда Николсона.