– Правда? Тогда почему бы тебе не воспользоваться ей для работы? Почему бы тебе не взяться за дело и не приступить к этому, – Макиавелли указал на отодвинутую рукопись.

– Мы уже проходили это, Никколо. Я не писатель. Я отец, муж, винодел, и доволен такой жизнью.

– Ну, все ясно.

София принесла новую бутылку с красным вином, поставила на стол два чистых бокала, чистые салфетки и корзинку с пандирамерино. [Хлеб с розмарином, итальянское блюдо.]

– Пожалуй, я оставлю вас наедине обсуждать литературу, – сказала она. – Сейчас я помогу Андреа уложить детей спать и сама кое-что напишу.

– Что же? – поинтересовался Макиавелли.

– Не бери в голову, – ответила София. – Я хочу услышать, что ты думаешь о вине. Эцио очень беспокоится по этому поводу. А все из-за нескольких бутылок.

– Такими темпами она закончит свою книгу раньше тебя, – усмехнулся Макиавелли.

– Не обращай внимания, – ответил Эцио. – Попробуй. Прошлогодний урожай. Просто катастрофа.

– Ну, раз ты спрашиваешь моего мнения, я попробую.

Макиавелли отпил из бокала, покатал вино на языке, смакуя, и проглотил.

– Это восхитительно, – он улыбнулся. – Снова «санджовезе» или что-то другое?

София светилась от радости, потирая плечо Эцио.

– Видишь? – сказала она.

– Смесь, – довольным тоном пояснил Эцио. – В основном, конечно, «санджовезе». Я не думаю, что все было настолько уж плохо. Мой виноград – лучший.

– Так и есть, – Макиавелли сделал еще один глоток. Эцио улыбнулся, хотя София заметила, что он тайком потянулся к груди, массируя ее.

– Пойдем, – сказала Эцио. – Пока на улице еще светло, я кое-что покажу тебе…

Они вышли на улицу и пошли по дорожке к виноградникам.

– «Треббиано» – для белого вина, – пояснил Эцио, указывая рукой на ряд лоз. – Попробуешь его за ужином. Серена готовит тунца. Ее коронное блюдо.

– Мне нравится, как она готовит рыбу, – отозвался Макиавелли и осмотрелся. – Ты неплохо обустроил все, Эцио. Леонардо был бы горд, увидев, что ты здесь вырастил.

– Только с помощью его инструментов, – рассмеялся Эцио. – Он будет ревновать. Я продаю в два раза больше вина, чем он получает со своих виноградников в Порта Верчинелла. До сих пор не могу поверить, что он отослал туда из Амбуаза этого пройдоху Салаи. – Он осекся. – Что ты имел в виду, говоря, что он был бы горд?

Лицо Макиавелли помрачнело.

– Я получил письмо. На самом деле оно для нас обоих, но прошла бы вечность, прежде чем оно добралось бы сюда, в Фьезоле. Эцио, послушай. Он совсем плох. И хочет нас видеть.

Эцио расправил плечи.

– Когда отправляемся? – спросил он.

В конце апреля они добрались до Кло-Люсе, поместья близ шато Амбуаз, которое король Франциск вручил Леонардо как часть патронажа. Желто-коричневые воды Луары здесь текли медленно, а по берегам росли деревья, на которых уже появлялись первые листья.

Они въехали в ворота, а потом вниз по аллее, засаженной кипарисами, в конце которой их уже ждал слуга. Оставив лошадей на попечение конюха, они вслед за слугой прошли в дом. В большой просторной комнате, чьи окна выходили на сад позади поместья, на кушетке лежал Леонардо, одетый в желтое парчовое платье и наполовину укрытый медвежьей шкурой. Длинные белые волосы и борода Леонардо давно поредели, а на макушке была лысина, но глаза его ярко заблестели, когда он привстал, чтобы поздороваться.

– Дорогие мои друзья, я так рад, что вы приехали! Эттьен! Принеси нам вина и что-нибудь перекусить.