– Мы приехали не для того, чтобы есть. И пить.

– Только посмотри… Эттьен, кто тебе платит? Нет, не отвечай. Тот же, кто платит мне. Просто… делай, как я говорю!

Слуга поклонился и вышел, но вскоре вернулся с подносом, который торжественно поставил на полированный столик. Потом он снова поклонился и негромко сказал гостям Леонардо: «Извините за беспорядок. Это привычка».

Макиавелли и Эцио одновременно улыбнулись. Полированный столик и блестящий поднос были островком порядка в море хаоса. Привычки Леонардо с годами не изменились.

– Как дела, дружище? – спросил Эцио, присаживаясь рядом с художником.

– Я не жалуюсь, но готовлюсь к путешествию, – ответил Леонардо, стараясь, чтобы голос его звучал крепче, чем он был на самом деле.

– О чем ты? – изумился Эцио, – обеспокоенный, что друг мог использовать некий эвфемизм.

– Я не о смерти, – раздраженно отозвался Леонардо. – Я об Англии. Новый король заинтересован в усилении военно-морского флота. Я собирался отправиться туда и продать им мою подводную лодку. Ты же знаешь, венецианцы мне за нее так и не заплатили.

– Они ее так и не построили.

– Это к делу не относится!

– Ты здесь мучаешься от недостатка идей? – спросил Макиавелли.

Леонардо возмущенно посмотрел на друга.

– А ты бы назвал создание механического льва достойной идеей? – огрызнулся он. – Это последняя просьба моего лорда. Механический лев, который ходит и рычит, а в конце на его груди должны открываться дверцы и появляться корзина с лилиями! – фыркнул Леонардо. – Сама по себе идея неплоха, но требовать сделать эту игрушку от меня! От меня! Изобретателя летающих машин и танков!

– И парашютов, – мягко вставил Эцио.

– Он тебе пригодился?

– Весьма.

– Хорошо, – Леонардо указал на поднос. – Разлейте себе вина сами. Мне не надо, – голос его стал тише. – Эттьен прав – сейчас моему желудку более полезно теплое молоко.

Они помолчали, а потом Макиавелли поинтересовался:

– Ты все еще рисуешь?

Леонардо печально покачал головой.

– Хотел бы… Но я потерял силы. Я уже ничего не смогу завершить… Я завещал Салаи «Джоконду». Думаю, она пригодится ему, когда он станет старше. Франциск хотел сам ее купить, хотя, кстати говоря, сам я не дал бы за нее и двух пенсов. Это не самая моя лучшая работа. Мне больше нравится та, где я изобразил малыша Салаи в образе Иоанна Крестителя… – Он замолчал, уставившись куда-то в пространство. – Мой дорогой мальчик. Жаль, что я дал ему уехать. Я так по нему скучаю. Но здесь он был несчастен. Пусть лучше присматривает за виноградниками.

– Кстати, я теперь сам выращиваю виноград, – скромно поделился Эцио.

– Я знаю! Очень рад за тебя. Это занятие больше подходит для мужчины в твоем возрасте, чем беготня за головами тамплиеров. – Леонардо помолчал. – Боюсь, они всегда будут с нами, что бы мы ни делали. Возможно, лучше смириться с неизбежным.

– Никогда так не говори! – воскликнул Эцио.

– Иногда у нас просто нет выбора, – грустно ответил Леонардо.

В комнате снова повисла тишина, которую нарушил Макиавелли.

– Что это еще за разговоры, Леонардо?

Леонардо посмотрел на него.

– Никколо. Какой смысл притворяться? Я умираю, поэтому и попросил вас приехать. Мы втроем столько пережили вместе. Я хотел попрощаться.

– Я думал, ты собираешься в Англию, к королю Генри.

– Он многообещающий юноша, и я, конечно, хотел бы съездить, – ответил Леонардо.