Ученикам Дачезне дозволялось несколько прогулов в год. Школа была настолько прогрессивна, что даже бунт там оказался вписан в учебный план. Некоторые ученики – та же Мими Форс – выжимали из этой стратегии все, что только можно, но большинство такой возможностью не пользовались. Школа была забита «ботаниками», готовыми торчать в классе сколько угодно, лишь бы не упустить шанс попасть в университет Лиги плюща. Каждый день был на счету.
– Вот испорчу я из-за этого свой средний балл! – пожаловался Оливер.
Он оглянулся через плечо, перед тем как перестроиться из полосы в полосу, и обогнал «хонду», ехавшую ниже предельно допустимой минимальной скорости.
– Слушай, да расслабься ты, наконец, – не выдержала Шайлер. – Все уже унялись, после того как получили письма из вузов.
Оливер иногда бывал просто жутким занудой. Все строго по правилам. Когда дело касалось учебы, он просто-таки циклился на этом.
– А разве ты не идешь в Гарвард, как все твои? – поинтересовалась Блисс.
– Университет – это такая странная штука, – задумчиво пробормотала Шайлер.
– Я понимаю, о чем ты. Знаешь, пока мы не узнали про Комитет, я думала, что, может, пойду в Вассар. На историю искусств или что-нибудь в этом духе, – сказала Блисс. – Мне вроде как нравилась идея изучать искусство Северного Ренессанса, а потом работать в каком-нибудь музее или галерее.
– В каком смысле – «вроде как нравилась»? – переспросила Шайлер.
– Да, кстати, а почему ты думаешь, что теперь этого не будет? – спросил Оливер, переключая радио с одной станции на другую.
Эми Вайнхаус пела о том, как она не хочет идти в больницу. «Нет! Нет! Нет! Нет!» Шайлер встретилась взглядом с Оливером, и они улыбнулись друг другу.
– Блин, ребята, не вижу ничего смешного! Выключите это или смените волну! – потребовала Блисс. – Не знаю. Что-то мне не кажется, что я пойду в университет. Иногда у меня такое ощущение, будто я лишена будущего, – произнесла девушка, скручивая ожерелье.
– Да брось ты! – возразила Шайлер. Она развернулась лицом к Блисс, пока Оливер искал что-нибудь более подходящее по спутниковому радио. – Конечно, ты пойдешь в университет. Все мы туда пойдем.
– Ты вправду в это веришь? – с надеждой спросила Блисс.
– Абсолютно.
Через несколько минут разговор сошел на нет, и Блисс задремала. Шайлер на переднем сиденье принялась выбирать музыку – Оливер на этот раз уступил ей права диджея.
– Тебе нравится эта песня? – спросил он, когда девушка остановила свой выбор на станции, транслирующей Руфуса Вайнрайта.
– А тебе нет? – отозвалась Шайлер с таким ощущением, будто ее застукали на горячем.
Это была та самая песня, которую они с Джеком всегда включали на своих встречах. Шайлер думала, что сможет отключиться, слушая ее в машине. В Оливере было что-то от эмо. Шайлер часто его дразнила, утверждая, что его музыкальные вкусы движутся в сторону музыки для отключки.
– Думаешь, она мне должна нравиться? Вовсе нет.
– А почему?
Оливер, искоса взглянув на Шайлер, пожал плечами.
– Ну... она какая-то вязкая, что ли.
– Это в каком смысле? – удивилась Шайлер.
Юноша пожал плечами.
– Ну, не знаю. Просто у меня такое ощущение, что любовь не может быть такой... тоскливой и тревожной. Ну, раз уж она сложилась, так не должна быть такой мучительной.
Шайлер хмыкнула и подумала, не переключить ли радио на другую станцию. Ей вдруг показалось вероломством слушать здесь песню, напоминающую о другом парне.
– Экий ты неромантичный.
– Да, я такой.
– Это потому, что ты никогда не влюблялся.
– Ты же знаешь, что это неправда. |