– Ты неблагодарный, – перебила его Ванесса, качая головой. – Говоришь, что можешь «кое-как двигаться», а на самом деле в состоянии бегать. Ты должен быть счастлив, а не брюзжать.

– Да, я могу бегать, – раздраженно буркнул Джеферсон. – Правда, только с помощью вот этой штуки, – он показал на трость, – но, как бы там ни было, я могу стоять вертикально. Но ты еще не знаешь всего, ведь то, что собрали врачи из кусочков, даже отдаленно не напоминает человеческую ногу. Это перекошенное, обезображенное нечто, при виде которого меня самого охватывает ужас.

Последние слова Джеферсон выпалил скороговоркой. Потом прикрыл глаза и стал ждать реакции Ванессы. Она была мгновенной.

– Ага! – Ее голос звучал сухо. – И по этой причине ты отказываешься снимать джинсы.

Джеферсон облегченно вздохнул.

– Да, Ванесса. Я сам с трудом выношу это зрелище. Как же будут реагировать остальные?

– А от меня ты ждешь, что я с воплем убегу куда глаза глядят? – без лишних эмоций дополнила она.

Джеферсон все это время старался на нее не смотреть, но сейчас обернулся и взглянул ей в лицо.

– Мне страшно, – честно признался он. – Я боюсь тебя испугать. Одна любовь уже разбилась о мое тело, об эту ужасную ногу. Ванесса, я не хочу снова это испытать.

Он опустил голову и начал закатывать правый рукав своего пуловера.

– Посмотри сюда, Вэнни, – тихо потребовал Джеферсон, не глядя на Ванессу. – По сравнению с тем, что врачи сделали из моей ноги, это верх эстетики.

Он поднял руку и протянул ее через стол к Ванессе, и она, нахмурившись, стала разглядывать широкий шрам, вздуто змеившийся от плеча почти до запястья.

– Хорошо, мы познакомились, – сказала Ванесса, на которую шрам не произвел убийственного впечатления. – Стало быть, ты носишь рубашки с длинным рукавом и брюки, даже когда земля плавится от пекла, лишь бы уберечь других от вида твоего увечья?

Когда Джеферсон кивнул, она поднялась и подошла к нему, не обращая внимания на его угрюмость.

– И ты наотрез отказываешься снять передо мной эти идиотские длинные штаны?

Джеферсон не выдержал взгляда ее зеленых глаз.

– Господи, я пытаюсь объяснить тебе, что я не мерзкий лягушонок, которому достаточно поцелуя, чтобы превратиться в прекрасного принца, – простонал он, когда Ванесса склонилась над ним. – Я хочу, чтобы ты это поняла, прежде чем мы…

Он замолчал и попытался оттолкнуть ладонь Ванессы, лежавшую на его щеке, но Ванессу не так легко было смутить. Обхватив ладонями его лицо, она повернула его к себе и заставила посмотреть в свои глаза.

– Пока я поняла одно – каждое утро ты стоишь перед зеркалом и говоришь себе: «Боже, как я безобразен!». С годами это настолько вошло в твою плоть и кровь, что ты уже не можешь думать иначе. Знаешь что, Джеферсон Тэйлор? – Ванесса отпустила его лицо и выпрямилась. – Ты трус.

Джеферсон непонимающе уставился на нее. Замкнутый, закомплексованный – с этим он еще мог бы согласиться, но трус?

– Ты окопался за своей болячкой, как за каменной стеной, – безжалостно продолжала Ванесса. – Прячешься за ней, лишь бы только не подпускать к себе новых людей, потому что боишься, что они могут тебя разочаровать. И если кому-то вдруг удается заглянуть через эту стену, то он обязан подписать тебе гарантийный талон на вечную дружбу и верность, прежде чем ты откроешь ему дверь. Но я не позволю себя шантажировать, Джеферсон.

Она вызывающе взъерошила его густые волосы.