Сначала я не осмеливалась рисковать. Я боялась, мне не хватало ни куража – продвинуться в своих экскурсах, ни эгоцентризма – продолжать кокетничать глазами, жестами или мимикой. Но я уже начала ощущать прежнее волнение и сердцебиение. И обнаружила, что не так уж плоха: я знала, что выгляжу импозантно, и речь моя начала приобретать понемногу раскованность и резкость, которые я годами старалась смягчать и сдерживать. Я тоже принялась рассказывать о себе. Он был из тех мужчин, которые поддаются на провокации.
А провокаций было больше, чем достаточно. Когда мы наконец покончили с едой и вернулись в машину, то упали в объятия друг друга прямо на переднем сидении, и с такой жадной чувственностью, которая даже в воспоминаниях не утратила своей силы. Мы довольно быстро оторвались друг от друга, переглядываясь и поправляя прически.
– Пора ехать, – сказала я, застегивая пальто. – Мне надо возвращаться.
Хотя Дэвид и не мог прийти домой раньше полуночи, я по-прежнему боялась. Поэтому мы поехали назад. Казалось, отступать было слишком поздно, а делать выводы – слишком рано. Я была уставшая и пьяная, большой автомобиль катил с беззвучной мощью. Я чувствовала себя убаюканной, расслабленной, и спустя некоторое время сказала:
– Боже, через какой ужас нам предстоит пройти! – Но вместо того, чтобы спросить, о чем это я, он согласился:
– Да, видимо, придется. Развеселись, никогда не бывает хуже, чем ты воображаешь, всегда найдется какое-нибудь утешение.
– В прошлый раз оно не нашлось.
– В какой прошлый раз?
– Прошлый раз… с Дэвидом.
– Правда? Никого, кроме Дэвида?
– У меня не было времени, – объяснила я. – Я всегда была страшно занята, за последние годы у меня не было ни одного свободного вечера.
– Я не верю тебе. Когда я впервые, тебя увидел, я подумал: какая опасная женщина.
– В первый раз, когда ты меня увидел, я была беременна.
– Тот раз не считается.
– Что ж, я рада знать, что выгляжу не такой безвредной, как на самом деле.
– Что бы сказал Дэвид, узнай он, где ты была? Ты ведь ничего не сказала ему?
– Конечно, нет. Я не собиралась рисковать. Наши отношения не настолько уж современны.
– Я рад, что ты не сказала ему. Мне бы не хотелось, чтобы Дэвид Эванс побил меня. Эти уэльсцы ужасные забияки.
– Я знаю.
– Он не поколачивает тебя?
– Что ты, – рассердилась я, отодвигаясь подальше, – я бы не позволила!
После этого мы ехали молча, пока я не проговорила без всякого умысла:
– Не волнуйся. Знаешь, я очень счастлива.
Он отпустил рычаг переключения скоростей и взял меня за руку. В этот момент мы заворачивали за угол с большой скоростью и едва разминулись с каким-то автомобилем. Мы Чуть не попали в аварию, а все же скорость, с которой это произошло, делало всю сцену похожей на галлюцинацию. Его рука сжала мою еще крепче…
Я была в постели в начале второго. Мы договорились встретиться на следующей неделе, после премьеры первых двух пьес.
– Думай обо мне, – сказал он на прощанье.
Я взяла книгу «Кто есть Кто в Театре» и нашла выдержку о нем: «Виндхэм Фаррар, режиссер, родился в Грэнтхэме, сын Перси Эдварда Фаррара, члена Королевского научного общества, и Лауры Монтефиоре, окончил Оундильскую и Королевскую Академии Драматического искусства, служил на Ближнем Востоке во время войны и работал на Дальнем Востоке на Армию спасения, 45-7, затем работал в театре»; далее следовал список его успехов в этой стране и в Америке. Он поставил три телеспектакля и два экспериментальных фильма, не считая работы на сцене, и написал книгу «Искусство резкого перехода». |