|
Таращась на эти причудливые конденсаты атмосферы, Макс тщетно пытался разобраться, когда же он по-настоящему жил в воздушном замке: раньше, когда основным местом обитания был для него виртуальный мир, или в последнюю неделю, когда неподдельная, живая, шевелящаяся жизнь затянула, захватила его целиком. Роль агента 007, с легкостью покоряющего женщин и захватывающего заложников во имя спасения доверенных ему мирных граждан, тяготила толстого, тяжелого на подъем компьютерщика, жала ему брюхо, как тесная одежда, наедине с Зоей он не раз мысленно поносил на чем свет стоит и Дениса, и себя, соблазнившегося денежной работой в «Глории», но сейчас, при мысли, что он лишен всего этого, и возможно навсегда, что-то в нем угасало. Ведь, что ни говори, за последнюю неделю он изменился! Нет, он не сбросил ни килограмма, мускулы его брюшного пресса по-прежнему остались вялыми, однако напряглись мускулы воли, а привычка выворачиваться из-под пресса стремительно меняющихся обстоятельств сделалась чем-то обыкновенным и даже доставляющим удовольствие. Жаль, что всего этого он лишился…
«Почему же лишился? — прервал Макс свой не. слышимый коллегами монолог. — Ведь я не ухожу из «Глории»! А если останется «Глория», новые приключения не заставят себя ждать. Я показал, на что способен, и у Дениса на хорошем счету. Попрошу дать мне какое-нибудь деликатное задание… А компьютер? От компьютера я не отказываюсь. Но отныне это техническое средство отходит на второе место. Техника должна помогать человеку, а не замещать его». Галю Романову при виде облачных строений затопляли иные мысли. В отличие от Макса она была настоящим, хотя и молодым, специалистом в сыскной области, и перипетии дела, в котором захват заложников смешался с отложенным убийством, не доставляли ей чрезмерного волнения: в ее милицейской практике всякое бывало! Зато женская суть ее могла волноваться от тончайших, паутинных, не ощутимых другими предлогов. Вопреки своей основательной, даже несколько строгой внешности Галочка была влюбчива — любила она вариться в варенье этих влюблений, которые в большинстве случаев кончались ничем, о которых зачастую просто не догадывались их объекты. Нет, Никита Михайлов остался в прошлом — и златоволосый славянский тренер-бог с ракеткой на теннисном корте, и труп, всплывший из весенней земли; их обоих старший лейтенант Романова похоронила в памяти окончательно. Но в часы напряженной совместной битвы, которую вели за Ворониных и сотрудники МВД, и работники «Глории», она ловила себя на том, что нередко поглядывала без особенной служебной надобности в сторону Дениса Грязнова. Дениса, рыжего, худого, по-мальчишески слегка нескладного, словно за все годы взрослости он так и не научился обращаться со своими слишком длинными руками и ногами, и по-мальчишески гармоничного, когда обнаруживалось, какими чуткими и умелыми могут быть эти руки. Дениса, который во имя победы над преступниками отваживается на рискованные поступки. Дениса, постоянно перезванивающегося с Москвой, с далекой московской Настей, чью стройную красоту Галя мимоходом узрела на фотографии… Она вздохнула: что же это, люди добрые, получается? Стоило ей влюбиться в Никиту, как выяснилось, что ее место занято какой-то Жанной; стоит ей — ну не влюбиться, а втихомолку вздохнуть по Денису — и тут же обнаруживается неотменимая прекрасная Настя, вдобавок ко всем своим внешним достоинствам еще и модельер… Что это: такая уж у Гали злая судьба или пора что-то в себе менять? А может, дело не в мистике и даже не в психологии, а просто в статистике: женщин всегда больше, чем мужчин, и неудивительно, что все мало-мальски привлекательные мужчины уже заняты… Асов МВД и прокуратуры старшего поколения занимали менее романтические и более близкие к земле проблемы. — Не выдерживаю я этого общественного питания, — жаловался Турецкому Вячеслав Иванович Грязнов. |
