Поднимая личное бессознательное в сознание, анализ заставляет субъекта осознавать то, что он обычно замечает в других, но никогда — в самом себе. Это открытие делает его менее индивидуально своеобразным и вместе с тем более коллективным. Подобная коллективизация — не всегда шаг к несчастью; иногда она может оказаться ступенькой к благу. Есть люди, которые подавляют свои хорошие качества и сознательно дают волю споим инфантильным желаниям. Подъем вытесненных содержании поначалу вносит в сознание чисто личные содержания; но с ними оказываются связанными и коллективные элементы бессознательного, вездесущие инстинкты, качества и идеи (образы), а также все те “среднестатистические” доли добродетели и порока, которые мы признаем, говоря: “В каждом есть что-то от преступника, гения и святого”. Так возникает динамичная картина, в полной мере содержащая все то, что разыгрывается на мировой шахматной доске: счастье и несчастье, честь и бесчестье. Постепенно создается чувство солидарности с миром, которое многие считают весьма позитивным и, в определенных случаях, оно действительно оказывается решающим фактором в лечении неврозов. Я сам был свидетелем того, как некоторым больным в этом состоянии впервые в жизни удавалось вызвать любовь и даже испытать ее самим; или как, отважившись на прыжок в неизвестное, они встречались с той самой судьбой, которая была им уготована. Немало я повидал и тех, кто, считая это состояние конечным, пребывал в нем годами, охваченный инициативной эйфорией. Мне доводилось часто слышать упоминание таких случаев в качестве блестящих примеров аналитической терапии. Однако я должен обратить внимание на то, что больные этого эйфорического и инициативного типа столь остро нуждаются в размежевании с миром, что никто не смог бы признать их в принципе вылеченными. По моему мнению, они настолько же вылечены, насколько не вылечены. У меня была возможность проследить жизненный путь таких пациентов и, нужно признаться, многие из них обнаруживали неумение приспособиться к окружающей обстановке, что, в случае хронической неприспособленности, постепенно приводит к бесплодию и скуке, столь характерным для тех, кто лишился своего Я (ego). Здесь я опять-таки говорю о пограничных случаях, а не о тех менее ценных, обычных средних людях, для которых вопрос адаптации носит скорее технический, чем проблематический характер. Будь я больше врачом, чем исследователем, то, конечно, не смог бы удержаться от известного оптимизма с суждениях. потому что тогда мой взор был бы прикован к количеству исцелений. Но моя совесть исследователя обеспокоена не количеством, а качеством. Природа аристократична, и один стоящий человек перевешивает десяток других, менее ценных. Я внимательно присматривался к ценным людям, и именно на них открыл для себя сомнительность результатов чисто личного анализа, а также научился понимать причины этой сомнительности.

Если из-за ассимиляции бессознательного мы ошибочно включаем коллективную психику в инвентарь личных психических функций, то неизбежно наступает распад личности на объединенные в пары противоположности.