— Да. Последнее, что велел Мартин, перед тем как потерял сознание, это позвонить вам в отель.

— И вы позвонили?

— Да, и мне сказали, что вы уже съехали. — В кустах раздался какой-то шум, и Сержиу повернул голову. — Что это было?

— Ничего, — нетерпеливо бросила Лив. — Продолжайте.

— Я сказал Мартину, что вам наплевать. — Сержиу пожал плечами. — Вы поверили мне и уехали. Мартин много недель пролежал в больнице, и Режина была все время с ним, разыгрывая преданную сиделку. Только через три месяца, когда вы позвонили, я запаниковал по-настоящему. Мартин уже почти поправился и твердил, что должен разыскать вас и посмотреть вам в глаза. Я сказал ему, что он понапрасну теряет время, что вы того не стоите, и, чтобы убедить его окончательно, неохотно признался, что занимался с вами любовью в то утро после него.

Лив смотрела на него глазами, полными ужаса. Такая низость потрясла ее до глубины души.

— Вы должны понять меня. — Сержиу схватил ее за руку. — Я должен был защитить свою сестру. Мартин был ее последним шансом. О ней уже пошли разговоры, а вы не знаете, что это значит в том обществе, где мы вращаемся.

— Стало быть, когда вы перезвонили после моего звонка и заявили, что Мартин на следующей неделе женится, это тоже была ложь?

— Да. После того как я сказал ему, что переспал с вами, он, похоже, забыл о вас и через пару месяцев после выздоровления женился на Режине. Я понимаю, в ваших глазах мне нет оправдания, но, поймите, я не мог поступить иначе. У меня была еще одна причина, о которой не знал никто. У Режины было редкое заболевание крови, я знал, что она долго не проживет. Она, наверное, и сама это чувствовала, поэтому стремилась получить от жизни все. Мартин был для нее как наваждение, она мечтала о том, чтобы стать его женой. Я очень любил сестру и готов был пойти на все ради ее счастья.

Лив на мгновение закрыла глаза. Столько лжи, потерянный ребенок, и все это во имя чего? Открыв глаза, она вгляделась в мрачное лицо Сержиу. Он изменился. Нежные, почти девические черты лица огрубели, он как-то раздался, плечи поникли, в волосах пробивалась ранняя седина.

— Зачем же сейчас, через столько лет, вы мне все это рассказываете? — с горечью спросила она. — Думаю, что не из-за угрызений совести, ибо, похоже, ее у вас нет.

— Я тоже хотел бы знать ответ на этот вопрос.

Лив круто развернулась и увидела Мартина.

Лицо его было мрачнее тучи.

— Мартин, что ты здесь делаешь?

Он бросил на нее яростный взгляд, и на его щеке дернулся мускул.

— Ступай в дом и займись гостями. С этим я разберусь сам.

Первой мыслью Лив было отказаться. Она перевела взгляд с лица Сержиу на лицо Мартина. Вид у Сержиу был вызывающий, а выражение лица Мартина было просто убийственным. Они похожи на двух самцов, готовых к схватке, цинично подумала она, эти два самоуверенных мачо, едва не разбивших ей когда-то жизнь. После всего услышанного Лив все еще кипела и внезапно с неизвестно откуда взявшейся жесткостью она решила оставить их — пусть теперь уничтожают друг друга. Какая ей разница, в конце концов? Пожав плечами, она прошла между ними и направилась к дому.

Взяв с подноса проходившего мимо официанта бокал шампанского, Лив залпом осушила его. Гнев и возмущение никак не желали умолкать. Однако ярость придала ей сил, и она продолжала общаться с гостями, принимая соболезнования от многочисленных друзей сеньора Жоао.

— Лив, дорогая, — остановил ее доктор Ферейра. — Я уезжаю, но не могу покинуть этот дом, не выразив вам еще раз своей благодарности. Сеньору Жоао повезло, что вы о нем заботились, и он это знал.