Изменить размер шрифта - +
Глядя в ее зеленые глаза, делавшиеся бездонно-серьезными, когда что-то беспокоило их хозяйку, и в которых постоянно чувствовалось легкое удивление перед какой-то неведомой загадкой, я понял, до чего же я рад встрече с Вирджинией Куэйл. Она была одновременно и незнакомой, и старой приятельницей. Говоря с ней, я испытал трепет возбуждения от общения с новой женщиной и умиротворение от встречи с хорошей знакомой. Когда-то мы любили гулять по аллее, обсаженной ивами, серебристо-зелеными в лунном свете. Мы проходили через арочный мост, под которым журчала, падая, вода, и любовались звездочкой, видневшейся в проеме между деревьями. Как загадочно-таинственно шумела вода вечерами, какою прохладой веяло от ив! Мы начинали с шуток, а заканчивали серьезными философскими беседами, тянувшимися допоздна.

— О чем ты задумался? — спросила Джинни.

Я вернулся мыслями обратно в унылое настоящее.

— Об этом доме. О том, как странно вели себя все сегодня. Безумный спектакль.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну вот, например, ты слышала о чем-то белом, бегающем по шкафу в буфетной?

Наш хрупкий союз рухнул, разлетелся вдребезги. Угасла звездочка из прошлого, освещавшая нечто общее, понятное лишь нам двоим. Оставалось лишь невысказанное вслух слово «убийство». Джинни ахнула, затем разразилась истерическим смехом.

— Значит, все всплыло? Ты знаешь мрачную тайну, Джефф? Ну, это просто прелесть.

Я не был готов к такому стремительному крушению установившейся было общности. Смех перешел в кашель. Вирджиния неудачно затянулась сигаретой.

— Ты знаешь об этом, Джинни?

— Знаю об этом? Боже, еще бы мне не знать! С этого-то все и началось. — Она метнула на меня яростный взгляд. — Из-за этого-то мама впала в такую меланхолию, что почти утратила дар речи, а отец и вовсе потерял голову.

— Но что это?

— Что? Я не знаю, — отозвалась Джинни и, фыркнув, добавила: — Он говорит, что это рука мраморной статуи.

 

Глава 5

ШУТНИК-ОТРАВИТЕЛЬ

 

— По крайней мере, — быстро добавила Джинни, — я знаю, что он так думает. Но он помалкивает об этом. Лучше бы уж не таил в себе такую тяжесть. — Увидев, что я смотрю на статую Калигулы, Джинни кивнула и энергично продолжила: — Да, я знаю, это выглядит каким-то безумием. Я знаю, что он немного помешался, но нам-то от этого не легче. Ему мерещится рука, которая подкрадывается к нему по ночам, но страдаем-то от этого мы. Мы знаем, что это его больное воображение, но все равно, когда он с воплями просыпается ночью…

— Джинни, — перебил я ее срывающимся голосом, — а ты уверена, что это больное воображение?

Мне показалось, что комната вдруг сделалась огромной, что самый легкий шепот разносится по ней гулким эхом, а тиканье часов доносится из пропасти. Или, наоборот, Джинни вдруг как-то съежилась, уменьшилась. Только глаза остались огромными.

— Дело в том, — продолжал я, — что я узнал об этом не от твоего отца. Мне рассказала об этом Мери.

— Я… я думаю об этом… да, думала… — Она говорила странным тоном, словно во сне, и пристально смотрела на свою сигарету. — Но тогда тем хуже…

— Тем хуже?

— Просто, если все эти годы он действительно видел это, тогда, похоже, кто-то из домашних жестоко издевается над ним. Кто-то постоянно пугает его. И он в это верит. Это куда хуже, чем если бы все это ему просто мерещилось.

В ее голосе звучали интонации девочки, отвечающей на вопросы в классной комнате. Темные волосы лезли ей в глаза, Джинни откинула пряди все в той же сомнамбулической манере.

Быстрый переход