Сыщик кивнул в сторону скалы, в которую воткнулась разбитым передком машина.

Три человека в наручниках. Средний – Ларин. Голова откинута, глаза полузакрыты…

38

Всю дорогу в санаторий я промолчал. Ваютин, по обыкновению, весело трепался, перескакивая с темы на тему, будто пичуга – с ветки на ветку. Ехали мы вдвоем. Водитель не в счет, у него – другие заботы: на горной дороге языку волю не дашь, с попутчиками не пообщаешься, расплата за невнимание короткая – полетишь в пропасть либо поцелуешься со встречной машиной.

Я не следил за дорогой и пропускал мимо ушей ехидные монологи Витюни. Мучился сомнениями. Все происшедшие в последнее время события настойчиво подталкивали к одному – Крымова отравила жена. То ли в сговоре с конкурентами, то ли по собственной инициативе – не имеет значения, важен сам факт.

Снова и снова я перелопачивал происщедшее в поезде. Сначала, как говорится, общим планом, с высоты птичьего полета. Потом спускался все ниже и ниже, всматриваясь в детали, раскладывая их перед собой, словно на предметном столике микроскопа.

Авось, отыщется что нибудь ранее упущенное, поможет отбросить треклятую третюю версию.

Ничего не получилось. Веньку убила жена. Никаких сомнений не оставалось…

Ваютин высадил меня за квартал от санатория. Несмотря на смерть Тиберидзе и поимку его подельников, рисковать не стоит. Неизвестно сколько замаскированных преступников остается на свободе. Скажем, тот же «прохожий», беседующий с Лариным возле калитки.

– Ты, Славка, того… не очень обижайся, – неловко извинился невесть за какие прегрешения пятигорский сыщик. – Мало ли что скажешь сгоряча…

– Переморгаем, – откликнулся я коронным словечком друга. – Мы с тобой – не первоклашки и не сентиментальные девицы.

– Переморгаем, – охотно согласился Витюня и послал мне ласковую улыбочку, самую добрую из своего запасника. – А с вдовицей все же потолкуй. По добоому, без протокола… Поверь, она многое может рассказать.

А мне, между прочим, и рассказывать не нужно – сам все знаю.

Поэтому лежа рядом с Ленкой в постели, я больше помалкивал. Что не мешало наслаждаться трепещущим женским телом, с наслаждением ловить нежные словечки, сдобренные сладким оханьем.

Только глубокой ночью, когда мы, насытившись об»ятиями и поцелуями, лежали, прижавщись друг к другу, я нарушил обет иолчания.

– Хочу спросить тебя, – начал неуверенно, будто попробовал голой ногой речную воду – холодно ли, стоит окунуться либо подождать, когда нагреет солнце? – Только прошу ответить честно.

– Отвечу, – после недолгой паузы пообещала женщина. – Между прочим, Славочка, я уже ответила на все твои вопросы… И сейчас, и предшествующими ночами…

Ленка не подозревает, какой страшный вопрос приготовлен для нее, думает – речь пойдет о наших с ней отношениях.

– За что ты убила Веньку?

Я ожидал возмущения, обиженных слез. Ничего подобного. Крымова молчала. Впечатление – занятая какими то своими мыслями, она не слышала сказанного.

Пришлось повторить. Рассерженно, даже со злостью.

– Да, убила, – в голосе – ничего живого, словно страшное слово «убила» произнесла не женщина, выдал магнитофон. – Арестуешь? Наденешь наручники?

– Почему?

– Ты, оказывается, такой же вахлак, зацикленный на всеобщей справедливости, как и все остальные в вашей епархии… Почему да зачем, да с чьей помощью…Будто снимаешь показания… Почему? Тебе в голову не пришло, что мне просто захотелось пожить по человечески, не ползать в болоте нищеты, а чувствовать себя человеком?… Да, я любила и люблю тебя – сам видишь, но жить на нищенскую зарплату мента, высчитывать каждую копейку… Нет, Славочка, лучше – в петлю… А тут подвернулся Крымов – траченный молью, зато богатый, никчменный любовник, но человек, за спиной которого я могла безбедно прожить жизнь…

– И все же убила?

– Не выдержала.