— Ничего не рассыпается, — проворчал майор. — Кто же пойдет на мокрое дело со своим оружием?

— Да не нужно ему никакое оружие! Он мог убить этого Старкова, не вынимая рук из карманов: локтем, коленом, пяткой, лбом, носом, глазом, черт подери! Задницей своей он мог его убить! Зачем ему пистолет?

— Для отвода глаз.

— Каких глаз! Допустим, он незамеченным проходит мимо сторожа, дожидается Старкова и стреляет…

Сторож слышит выстрел и идет посмотреть, в чем дело, и тогда он бьет сторожа по голове железякой… Так? Теперь скажи пожалуйста, каким надо быть идиотом, чтобы стрелять, рискуя привлечь внимание, когда можешь убить человека двумя пальцами? И зачем бить сторожа по голове, когда у тебя в руке пистолет? Вот она, твоя опись, читай! «Пистолет системы Макарова с шестью патронами в магазине…» А он подкрадывается сзади, дает сторожу себя как следует рассмотреть, и только потом наносит удар какой-то железкой — заметь, даже не тем же пистолетом. И преспокойно уходит, хотя видит, что сторож жив. Весьма профессиональные действия, ты не находишь? Профессионал убил бы его без единого звука… ты видел, кстати, как Забродов управляется с ножом? Убил бы и ушел, как пришел, и до самой пересменки никто ничего не заметил бы. Молчи, я не закончил. Теперь возьмем твоего Репнина. Значит, снотворное в бокале… И Забродов, и этот, как его… Дремучий показывают, что Репа спустился с крыши по веревке. Забродов говорит, что пугал Репу, заставляя его лезть обратно по той же веревке под угрозой револьвера. Я уж не говорю о том, что у Репы был нож, и Забродов имел полное право пристрелить его, как бешеного пса. Он мог просто выбросить придурка в окошко и сказать, что знать ничего не знает. Спал. А этот отморозок полез в пьяном виде по веревке и сорвался. Пятый этаж, гарантированный летальный исход. Ну, что скажешь?

Гранкин немного помолчал, потом с кряхтением потянулся через стол, отобрал у Сорокина папку с делом Старкова и с гримасой отвращения швырнул в распахнутую пасть сейфа.

— Эх, — сказал он, — а как все красиво получалось! Вечно вы, товарищ полковник, не дадите премию заработать… Да, типичная подстава. Кто-то нам его подложил, а теперь хихикает и руки потирает.

— Причем этот кто-то находится где-то совсем рядом, — добавил Сорокин. — Буквально у тебя под носом.

Гранкин пощупал у себя под носом и с горестным вздохом развел руками:

— Ничего нету…

— Вот это уже другой разговор. Ищи, майор.

Сорокин тяжело сполз со стола и пошел к двери, унося под мышкой тощую белую папку. Он уже взялся за ручку, когда Гранкин окликнул:

— Товарищ полковник!

Сорокин обернулся.

— А можно, я Забродова еще немного подержу? На живца.

— Эх, ты, рыбак. Это уж ты с ним самим посоветуйся. Хочешь, я тебе открою еще одну секретную тайну? Помнишь полковника Мещерякова, к которому ты за консультацией ходил? Вижу, что помнишь. Так вот, они с Забродовым вместе прошли огонь, воду и медные трубы, и у меня имеются совершенно секретные сведения, что Мещеряков втихаря набирает добровольцев для штурма тюрьмы.

— Из кого? — не зная, как это воспринимать, но на всякий случай холодея, спросил майор.

— Из бойцов спецназа ГРУ, — сообщил Сорокин, немного постоял в дверях, наслаждаясь произведенным эффектом, хрюкнул в кулак и вышел.

Убийца открыл глаза.

Наверное, он все-таки задремал на какое-то время — между половинками неплотно задернутых штор пробивался голубовато-белый лунный луч, и не правдоподобно яркая полоска наискосок рассекала темноту спальни.