Память услужливо принялась подсовывать ему картинки — одну интереснее другой, — и воображение немедленно включилось в работу, подсказывая еще неиспытанные способы и приемы. «Проклятый маньяк, — подумал он. — Чертов маньяк, как же тебе повезло с женой!»
Когда все закончилось, Алла Петровна со вздохом вынула из прикроватной тумбочки бельевую веревку.
— Ну, красавец, — с немного грустной улыбкой сказала она, — долг платежом красен. Теперь моя очередь над тобой издеваться. Не все коту масленица.
— Ты прямо как сборник пословиц, — заметил Сергей Дмитриевич, покорно давая себя связать. — Крепче, крепче вяжи, не стесняйся.
— Как умею, так и вяжу, — сквозь зубы ответила Алла Петровна, затягивая узел. — Другая бы и так не сумела.
Она критически осмотрела результаты своих усилий и махнула рукой.
— Вроде, сойдет. Давай я помогу тебе лечь.
Она с профессиональной сноровкой уложила беспомощного, как попавшая в сеть рыбина, мужа, устроила его поудобнее, поправила подушку, заботливо укрыла одеялом, поцеловала на ночь и выключила свет.
— Тебе не кажется это диким? — прозвучал в темноте голос мужа.
— Что именно?
— Все это… Ведь мое место в тюрьме или в сумасшедшем доме, и тебе это отлично известно. А ты, вместо того, чтобы избавиться от меня и начать новую жизнь, без этого кошмара, нянчишься со мной, покрываешь меня, пытаешься спасти. Разве не дико?
— Не дико. Дико то, что ты сейчас говоришь. Дико, когда люди делят семью на «ты» и «я», делят деньги, детей, посуду. Дико, когда жены спят с собственными мужьями за деньги. А когда жена верна мужу — разве это дико?
— Понимаю… Это как по телевизору: в радости и в горе…
— Вот имение. Спи, телезритель. Хватит болтать, я устала.
Они заснули, еще не зная, что в эту ночь будет зверски убит любитель нетрадиционного секса и новых впечатлений по фамилии Козлов. Утром они вместе обнаружили валявшуюся на полу у кровати веревку и лежавший в кармане любимой кожаной куртки Сергея Дмитриевича покрытый подсохшими бурыми пятнами кухонный нож. Алла Петровна, которая не боялась крови, тщательно отмыла лезвие и рукоятку, после чего нож был сломан и выброшен в мусорное ведро: не могло быть и речи о том, чтобы продолжать им пользоваться.
После этого она заставила мужа допить отвар, сполоснула бутылку и отправилась к бабе Марфе за новой порцией, а Сергей Дмитриевич остался наедине с собой в пустой квартире.
Было утро вторника.
Было утро вторника, и закончивший, наконец, отжиматься от грязного пола камеры Илларион Забродов, сидя на нарах, развлекал присутствующих чтением наизусть «Лунного камня» Уилки Коллинза. Присутствующие, которых в пятиместной камере было двадцать человек, слушали его, разинув рты, а самые авторитетные из них время от времени вставляли в повествование критические замечания: действия персонажей казались им недостаточно профессиональными.
Майор Гранкин в это время получал у следователя прокуратуры Ипатьева разрешение на свидание с подследственным Забродовым, полковник Сорокин занимался своими прямыми служебными обязанностями, а полковник Мещеряков уже начал составлять в уме предварительный список людей, с которыми следовало обсудить идею нападения на тюрьму. Он очень надеялся, что Сорокину действительно удается все утрясти, и строил планы освобождения Забродова противозаконным путем только потому, что Илларион никак не выходил у него из головы.
Сергей Дмитриевич Шинкарев ничего об этом не знал — у него хватало своих забот и проблем. Внутри у него до сих пор все дрожало, как овечий хвост, после сделанного утром открытия. |