Они неторопливо взошли к Сабрине. Отец при этом поднял обрубок
хвоста.
«Ну вот теперь-то он может меня обнять?» — думала дочь, глядя на лидера.
Однако глаза, способные выдать отцу ее желание, прятались за темным стеклом забрала. Хотя Бронислав не мог не знать, как жаждет Сабрина
родительского одобрения и ласки, которой она была лишена с тех пор, как начались — между прочим, по ее настоянию — тренировки с тяжелой стальной
цепью.
Бронислав лишь положил ей на плечо левую руку, а правой поднял обрубок хвоста.
— Ты справилась, — сухо сказал он и обернулся к остальным. — Ну, братья мои, нашего полку скоро прибудет. Моя дочь уже почти охотник.
Он обошел вокруг трупа.
— Это трутень, — сообщил Бронислав. — Трутни оплодотворяют яйца, которые исходят из чрева матери всех тварей. Это все, на что они способны. И
единственное, для чего рождаются на свет. Свое дело они делают единожды, после чего становятся пищей для матери всех тварей и ее принцев. Но не
все трутни принимают с достоинством свое последнее предназначение и великую миссию вскармливания великой матери и ее гарема. Есть и такие, что
бегут из гнезда. Бегут далеко и потом бродят среди руин в ожидании скорой и бесславной смерти. Сегодня мы вернем этого трутня в царство великой
матери всех тварей. Да будет так!
Каждый из охотников рыкнул, три раза стукнув кулаком себя в грудь.
— Ну а тебя, дочь моя, — снова возложил Бронислав ладонь на плечо Сабрины, — ждет заключительное испытание, после которого ты станешь настоящим
охотником.
— Я готова, отец! — с волнением воскликнула она.
— Это испытание — охота на самое мерзкое существо на нашей планете.
4
ПРИЧИНЫ
Константин стоял посреди своей комнатушки и задумчиво смотрел на лучину, сгоревшую уже на две трети.
Позади на кровати сидела Марина, взгляд ее был полон укора и обиды. Молодая женщина нервно катала в ладонях подаренный мужем кулон.
— Костя, почему? Скажи, почему ты так на это реагируешь?
Странное дело. Вроде бы Константин прекрасно понимал, почему отреагировал именно так, а не иначе. Понимал, отчего известие о беременности Марины
не вызвало в нем положительных эмоций, а скорее наоборот. Но вот превратить это во внятную речь он не мог, что невероятно раздражало и даже
сбивало с толку. И Костя чувствовал, что его молчание еще больше оскорбляет супругу. Но всякий раз, когда он делал вдох, чтобы заговорить,
выбранные слова утягивало в водоворот тревожных мыслей.
— Ну скажи хоть что-нибудь! — выкрикнула Марина.
— Разве это повод для радости? — хрипло проворчал наконец Константин.
— Что?! — Она дикой кошкой спрыгнула с кушетки и, мгновенно оказавшись рядом с ним, с силой развернула к себе лицом. — Что ты сказал?! Это не
повод для радости?! А что же, по-твоему?! Это ребенок! Наш с тобой ребенок!
— Я верю, — буркнул Константин.
— Тогда скажи, что не так? — Марина уже еле сдерживала слезы.
Она положила ладони ему на плечи и заглянула в глаза, надеясь, что вот сейчас они загорятся радостью.
— Ты хоть понимаешь… — Он сглотнул и дернул головой, не находя сил смотреть любимой в лицо. — Понимаешь, какой это риск?
— А при чем тут риск?
— Лиду Карпенко вспомни. Вспомни, кто у нее родился. Ребенок, у которого мозга не было и голова от этого сплюснута. Руки вместо ног, а вместо
рук ничего. Ты не видела его, а я видел. И он прожил всего полтора часа.
И тут из глаз молодой женщины хлынули слезы.
— Господи, Костя, что ты такое говоришь? Ну, ты видел его когда-то и боишься до сих пор. |