|
— Видали, — кивнул Селиверстов. — Часа три назад. «Сколько же я проспал?» — подумал Константин. — Заплаканная она была, — продолжал Василий. — Мы подумали, не случилось ли чего. Я и спросил, а она к черту нас послала. Пропадите вы, мужики, пропадом. Ну, ясное дело, если так говорит, значит, ссора у вас вышла. Она хотела на свиноферму пройти. Охрана не желала пускать — до ее смены еще долго. Но я сказал, чтобы пропустили. Там тетки, с ними ей будет легче прийти в себя. Потрещат, пропесочат всех мужиков, на свете оставшихся, и как рукой снимет. — Так она на свиноферму пошла? — Как же ты внимательно слушал, а? — покачал головой Селиверстов. — Просто бедлам в голове. — Костя досадливо поморщился. — Нехорошо вышло. — А что случилось, Ломака? — спросил Жуковский. — Ну не лезь парню в душу, — нахмурился Василий. — Если не хочет говорить, я не настаиваю, — развел руками Андрей. — Но если выговорится, так и полегчает. А под самогон… — Сказал же, не хочу я пить. — Костя вздохнул и отвернулся. — Беременная она. — О, так тебя поздравить можно? — Василий похлопал его по плечу. — С чем же? — Ты дурак совсем? С ребенком! Реакция Константина совсем не понравилась Селиверстову. Тот даже очки приподнял. — Да ты не шуми, Вася, — вмешался Андрей. — Понять парня можно. — Ты о чем? — Селиверстов взглянул на Жуковского. — Ну, боится, ясное дело. Ведь каждый второй новорожденный, не приведи господь… Захирели люди без солнечного света да в холоде… А в былые времена что творилось? Изнеженное удобствами общество приобрело так называемые современные стереотипы красоты, и женщины, стремясь им соответствовать, убивали в себе все преимущества, которые природа тысячелетиями оттачивала в организме матери. Анорексическая диета, высокие каблуки, пиво, сигареты, консерванты, лекарственные препараты, силикон, прочая гадость… Тогда ведь даже в больницах при куче врачей, инструментов и аппаратуры тяжело рожали. А сейчас? — И что дальше? — нахмурился Селиверстов. — А то. Маринка худенькая, бедра узкие. Трудно ей будет. Очень трудно. Человечество и так уже платило с незапамятных времен дорогую цену за прямохождение: тяжелые роды, недоразвитые младенцы с мягким черепом. А теперь-то… — А Светка Ряжкина двойню родила. Хоть худая, как хвост крысиный. И что? — Ну, она исключение из правила. — А кто сказал, что Маринка не исключение? — все больше хмурился Селиверстов. — Просто она нашла в себе смелость… Мужество, я бы даже сказал. Потому что если не рискнешь, то ничего и не будет. Не будет детей. Не будет будущего. — Ладно, мужики, пойду я за ней, — вздохнул Костя. Разговор этот ему был неприятен. Стыд и чувство вины наступали на разум. — А ну, сядь! — рявкнул Василий. Константин вздрогнул от неожиданности и быстро сел на свободный пенек. — Парень, не дергай ее сейчас. Я догадываюсь, на что ты ей намекал, если не хочешь ребенка. Это страшный удар для женщины — услышать такое от любимого человека, да еще и от отца этого самого ребенка. Ты ведь отец? Костя кивнул. — Ну так вот, — продолжал Селиверстов, — дай ей остыть. И себе дай время поразмыслить. А как приведешь мозги в порядок, так и иди к ней. И не забудь прощения попросить. Понял? — Понял я, понял. — Костя повесил голову. Василий взял у Андрея бутыль. |
