– Когда вы успели? – Мирон уставился на Овражного.

– Вчера еще, пополудни отряд Тайнашкин догнали. Кого положили, кого взяли, немногие убегли…

– С какой стати за ними погнались?

– Немец приказал, – нахмурился Овражный. – Он, вишь, узнал, что ты пропал. Прибыл с ревизией, а тут Тайнах под новый острог заявился. Приступал к нему за щитами, чуть стены не пожег, но казачки выбрались по подлазу, запалили степь. Кыргызы мигом убрались. Но Бауэр велел догнать и расправиться с ними, чтобы не чинили боле беспокойства… Да вот он и сам идет!

Овражный кивнул в сторону косогора, по которому неторопливо спускался Герман. Подошел и бросил к ногам Мирона окровавленный мешок.

– Что это? – сухо спросил князь и внутренне напрягся.

– Што? Што? – довольно ухмыльнулся Бауэр. – Es ist der Kopf! Die Militдrtrophдe! Я положить ее в спирт, отвозить в Москву. Государь будет доволен, теперь в степи оставаться мало врагов…

Он горделиво погладил пистолет, висевший за поясом:

– Мой пуля быстро лететь и догнать Тайнашка.

И поддел мешок носком сапога. Из него выкатилась голова с окровавленной косицей, с искаженным смертью лицом.

– Мой ножик чик-чик шея! – Бауэр подмигнул Мирону. – Насадить голова на копье, другие кыргызы пугать!

– Зря ты, – Мирон с досадой посмотрел на самодовольного немца. – Государь велел миром дела решать.

– Так не с кем теперь решать, – отозвался вместо Бауэра Овражный. – Модорский да кайдимский князцы за Равданом ушли. Улус Эпчея к мунгалам подался. Езсерцев мы кого прикончили, кого по степи разогнали. Одна Айдынка осталась…

– Айдыну не трожь! – тихо сказал Мирон. – Айдына скоро под царскую руку придет.

– А че ж вас в полон взяла? – подал голос Захарка.

Мирон усмехнулся про себя. Захар – лохматый, в сдвинутой на затылок шапке, в потрепанном кафтане – совсем не смахивал на того юного пройдоху, когда-то морочившего головы молоденьким казачкам. В ту еще пору, когда и солнце светило безмятежно, и небо сияло вечной голубизной, а жизнь впереди казалась бесконечной.

Тут его взгляд упал на окровавленный мешок. Сердце тоскливо сжалось. Эх, Тайнах, как бесславно закончилась твоя жизнь! А он, Мирон Бекешев, что оставит после себя, кроме разбитых надежд, горьких разочарований и бесследно пролетевшей жизни?

– Люди Айдыны спасли меня и Никишку, – ответил он твердо. – И впредь советую обходить ее улус стороной.

– Айдынка – девка хорошая! – подступил к ним черкас. – Самого Равдана не побоялась. Считай, Мирона Федорыча после страшных ран на ноги поставила. Она да ее бабка-лекарка! А гнались кыргызы, потому как обиделись маненько. Ушли мы тайком, не попрощались, значитца!

– Однако мы не хотели ее шибко трогать, – ухмыльнулся Овражный. – Разве старое знакомство обновить.

– А Силкерка куды подевался? – спросил Захар.

– Был Силкерка, да сплыл, – отмахнулся с досадой Мирон. – Таким поганцем оказался! Но позже о нем. Скажи лучше, кто-то из казаков пострадал на пожаре?

– Поранились некоторые да обгорели чуток, но до острога все добрались, кроме вас и Никишки. Мы ведь после всю округу прочесали… – Захарка удрученно покачал головой. – Тока вы как сквозь землю провалились!

– Слава те, Господи, обошлось! – перекрестился Игнатей.